Найо Марш - В мишуре и блестках

— Отвратительная ночка для работы, — обратился Аллейн к полицейским. — Но уж постарайтесь, сделайте все, что в ваших силах. Полагаю, ситуация вам ясна. Пропал человек. Возможно, он ранен. Возможно, мертв. Совершено ли тяжкое преступление или нет, в любом случае дело срочное и мы не можем позволить себе ждать до утра. Посему от вас многое зависит. Мистер Рэйберн проинструктирует вас. Заранее благодарю за исполнение грязной работы.

Затем он занялся проводниками собак. Выразив признательность за готовность помочь, Аллейн принялся объяснять им задание, что далось ему нелегко.

— По свидетельству очевидцев, — начал он, — пропавшего последний раз видели вон в той раздевальне. Либо он вышел на улицу, либо поднялся наверх. Мы не знаем, куда он направился, и как, и в каком он был состоянии. Разумеется, я понимаю, что при нынешних условиях собакам на открытой местности делать нечего, но, возможно, они отыщут что-либо на крыльце. К примеру, если им удастся обнаружить больше двух отдельных цепочек следов, это уже будет большим плюсом. Неплохо также пустить собак вокруг западного крыла и особенно в разрушенную оранжерею. Там я к вам присоединюсь. А пока мистер Рэйберн покажет, где искать. Все ясно?

— Да, сэр, — был ответ.

— Отлично. Джек, ваша очередь.

Рэйберн извлек из-под плаща меховой сапог, смотревшийся в данных обстоятельствах нелепо и как-то жалко, и, кроме того, снабдил проводников иной полезной информацией. Входные двери распахнулись, впуская ревущий северо-западный ветер и выпуская поисковую партию. Стену дождя прорезали ломаные лучи фонарей. Аллейн запер двери, словно опустил занавес, и обратился к Хилари:

— А теперь, с вашего позволения, я намерен побеседовать с прислугой.

— Да, хорошо. Я позвоню…

— Они, наверное, у себя, в гостиной для прислуги, как вы ее называете, не так ли?

— Да, вероятно. Да, конечно, они там.

— Я пройду к ним.

— Мне проводить вас?

— В этом нет необходимости. Будет лучше, если я пойду один.

— Аллейн, я очень прошу вас, не… не…

— Я буду говорить с ними так же, как я говорю с любым из вас. Без предубеждения и поспешных выводов.

— О, я понимаю. Да. Ну хорошо. Но… послушайте, хватит ходить вокруг да около. Я хочу сказать, вы же уверены… не правда ли?.. что имело место насилие.

— Когда на рабочем конце кочерги обнаруживаешь кровь и волос, подобная мысль не может не прийти в голову. Вы не согласны?

— О боже! — простонал Хилари. — Боже, боже, боже! Как мне все это надоело! Что за мерзкое отвратительное занудство!

— Можно и так сказать. Комната для прислуги находится за той дверью? Я сам найду дорогу, не беспокойтесь.

— Буду ждать вас в кабинете.

— Как хотите.

Дверь, обитая традиционным зеленым сукном, открывалась в коридор, тянувшийся от часовни, из конца западного крыла, к складским помещениям и кухне, примыкавшей к столовой в конце восточного крыла. Услышав приглушенные голоса за дверью посередине коридора, Аллейн постучал и вошел.

— Можно? — спросил он.

Комната была просторной и уютной, с камином, телевизором и радио. На стенах висели репродукции постимпрессионистов, подобранные, Аллейн не сомневался, Хилари. На полках выстроились книги, явно свидетельствовавшие об упованиях хозяина развить интеллект его служащих. Стол посреди комнаты был завален разнообразными журналами, видимо более точно отражавшими истинные вкусы слуг.

Румяный как яблочко мальчик смотрел телевизор, пятеро постоянных слуг Хилари сидели вокруг камина, тесно сдвинув стулья. Когда Аллейн вошел, они вскочили с таким видом, словно их застали врасплох. Катберт шагнул навстречу посетителю и замер.

— Я подумал, что будет удобнее обсудить происшедшее событие здесь, где нам никто не помешает, — сказал Аллейн. — Не присесть ли нам?

Катберт, метнув взгляд на остальных, рывком придвинул стул, стоявший посередине. Аллейн поблагодарил и сел. Мужчины переминались с ноги на ногу. В другом конце комнаты слегка искаженный голос крикнул: «Чего вы ждете, ребята? Сматываемся!»

— Выключи, — зычно скомандовал Катберт, — и иди сюда.

Розовощекий мальчик выключил телевизор и, краснея, бочком приблизился к камину.

— Садитесь, — пригласил Аллейн. — Я не отниму у вас много времени.

Все сели, и Аллейн воспользовался возможностью как следует разглядеть всю пятерку. Вот Катберт, бывший старший официант, зарезавший любовника жены в те времена, когда за подобные деяния грозила смертная казнь, и чудом избежавший петли; смуглый, толстеющий и лысеющий, он казался солидным и основательным. Затем черноволосый, бледный Мервин, тот, что когда-то расписывал вывески и необыкновенно ловко мастерил ловушки; сейчас он сгорбился и смотрел куда-то вбок. На губах Уилфреда, по прозвищу Котеночек, блуждала усмешка; он обожал кошек и забил охранника до смерти. Прохвост и Щеголь крепко спали, пригревшись у него на коленях. Почти альбинос Найджел с мучнистым цветом лица, в прошлом религиозный маньяк, замочивший некую порочную женщину. И наконец, Винсент. Аллейн впервые увидел его в Холбердсе и немедленно узнал, поскольку сам его арестовывал, когда Винсент, служивший садовником, запер сварливую хозяйку в теплице, обильно политой мышьяковым раствором. Защита, построенная на том, что из-за финиковой пальмы хозяйку нельзя было разглядеть и садовник не ведал о ее присутствии, оказалась успешной, и Винсента освободили. Тогда Аллейн был скорее рад такому исходу дела. У Винсента были натруженные узловатые пальцы, а лицом он напоминал хорька.