Найо Марш - В мишуре и блестках

— Позвольте мне, мадам.

Она сразу поняла, что он уже видел испачканную дверь. И поняла также, что первый раз он вошел в комнату, когда она вытирала лицо, но потихоньку выбрался обратно, закрыв за собой дверь.

— Банка стояла на двери, — сказала Трой, — и свалилась мне на голову. Ловушка.

— Не очень приятно, — прошептал Мервин.

— Да уж. Ловушка.

— Это не я! — вдруг выпалил Мервин. — Господи, это не я. Господи, да я бы никогда в жизни!

— Я и не думала… в самом деле… при чем тут вы?

— Точно, — согласился Мервин с лихорадочной поспешностью. — Точнее не бывает. Боже, и при чем тут я? Я!

Мервин выхватил носовой платок из кармана, упал на колени и принялся яростно тереть пятно на ворсистом ковре.

— Попробуйте чистым скипидаром, — посоветовала Трои.

Он дико глянул на нее. Трой принесла со скамьи бутылку скипидара.

— Угу. — Мервин снова принялся за работу. На склоненной шее выступили капельки пота. Слуга что-то пробормотал себе под нос.

— Что? — переспросила Трой. — Что вы сказам?

— Он увидит. Он все замечает. Они скажут, это я сделал.

— Кто?

— Все. До одного. Они.

— А теперь протрите водой с мылом и накройте рогожками, — посоветовала Трой, думая совсем о другом. Ковер вокруг мольберта был, по ее просьбе, защищен рогожками, взятыми из кухни.

Мервин поднял голову и уставился на художницу. На его лице застыло испуганное и просительное выражение, как у напроказившего ребенка.

— Вы не выдадите меня? — просипел он. — Мадам? Честно? Не станете гнать волну? Это не я, ей-богу. Я бы никогда. Зачем мне? Я еще умом не тронулся. Это не я.

— Хорошо, хорошо! — почти выкрикнула Трой. — Не надо начинать все сначала. Вы уже сказали, что вы этого не делали, и… я вам верю.

— Храни вас Бог, леди.

— И не надо так расстраиваться… Но если не вы, — нахмурилась Трой, — то кто же?

— А! Это другое дело. Да кто ж его знает?

— Вы знаете!

— Есть у меня одна мыслишка. Подставить меня хотят. Всех нас. Придурок этот, уж простите за выражение.

— Не понимаю, о чем вы. Разве не меня…

— Ради бога, леди! Вас приплели для отвода глаз. А подбираются ко мне. Пошевелите мозгами, леди.

Мервин сел на корточки и обескураженно уставился на Трой. Цвет его лица, напоминавший тесто, из которого Котеночек лепил пирожки, стал меняться: Мервин краснел.

— Прошу прощения, мадам, уж не знаю, что вы теперь обо мне подумаете, — сдержанным тоном произнес он. — Я забылся, разобрало меня.

— Все в порядке, — сказала Трой. — Но я бы хотела услышать объяснение…

Мервин поднялся и попятился к двери, теребя в руках тряпку.

— Ох, мадам, мадам, — взмолился он. — Очень прошу вас, пошевелите мозгами.

И с этими словами был таков.

Вернувшись к себе и смывая скипидар и краску с волос, Трой вдруг припомнила, что Мервин отсидел срок за убийство с использованием ловушки.

Если Крессида и потеряла немного в глазах суженого из-за происшествия с кошками, то вечером она постаралась сделать все возможное и невозможное, дабы компенсировать потери и даже отвоевать новые позиции. В гостиную, где все собрались в ожидании ужина, она спустилась последней.

На ней был брючный костюм из золотой ткани, столь облегающий, что казалось, будто саму Крессиду позолотили. Она походила на украшавшие камин итальянские статуэтки — девушек, трубящих победу. Когда она двигалась, костюм переливался, словно Крессиду окунули в расплавленное золото. Невеста Хилари смотрелась как очень ценная и, разумеется, восхитительная безделушка. У жениха перехватило дыхание. Даже миссис Форестер отреагировала негромким хрюканьем, а мистер Смит тихонько и удивленно присвистнул.

— Милая, ты меня просто ошеломила, — сказал полковник, и Трой подумала, что под его словами могли бы подписаться все присутствовавшие, независимо от того, какой смысл каждый по отдельности в них вкладывал. Тем не менее у нее по-прежнему не возникало желания писать Крессиду, и Трой испытывала неловкость под вопросительными взглядами Хилари.

Пили шампанское. Прислуживал Мервин под наблюдением Катберта. Трой старательно избегала смотреть на бывшего рисовальщика вывесок. На нее вдруг накатило чувство отчужденности, словно она была не участник, а сторонний и бесстрастный наблюдатель. Прекрасная комната, располагавшая к отдыху, в меру роскошная, облагороженная истинными произведениями искусства, вдруг утратила свою привлекательность и стала… какой? Стерильной?