Эрл Гарднер - Только один выход

Вышвырнув пистолет за окно, я отпустил ручной тормоз, выправил руль, так как машину бросало из стороны в сторону, посмотрел на нее и усмехнулся:

— Ну как? Продолжим?

Она побледнела как мел, глаза сверкали в темноте яростным огнем, губы сжались в тонкую нить.

— Хам! Животное!

Я снова зевнул:

— Вы, женщины, всегда так. Сначала тычете человеку в ребра пистолетом, а стоит ему отобрать его, так он уже и хам. Ну ладно, давай вези, пока я не отшлепал тебя по попке.

Остановив машину, она согнула колени, выскользнула из-за руля и, как дикая кошка, бросилась на меня, кусаясь и царапаясь. Я с трудом удерживал ее. Платье соскользнуло у нее с плеча, острый каблук-шпилька впился в мою ногу, а сверкающие белизной зубы яростно щелкали, пытаясь укусить меня. Да, ничего не скажешь.

Вдруг она застыла, расслабилась и… заплакала — типичный трюк, который обычно пускают в ход представительницы слабого пола. Потерпев поражение, она буквально выла у меня на плече. Чулки ее спустились, обнажив сверкающие белизной ноги. Растрепанные волосы свешивались на лицо, платье было разорвано, и я вдруг заметил, что моя рука покоится на ее голом плече и, что самое интересное, слегка похлопывает по нему, как будто пытаясь ее успокоить. Уж не знаю, почему моя рука это делала, думаю, чисто механически. Видит Бог, я вовсе не собирался утешать эту разъяренную кошку только потому, что ей не удалось пристрелить меня.

Я оттолкнул ее.

— Господи, как я ненавижу тебя! — гневно выдохнула она.

— Это заметно, — проговорил я. — В следующий раз, когда сломается такси и какая-нибудь девушка предложит подвезти меня до города, я возьму с собой роликовые коньки.

Тут она снова прильнула ко мне, склонив голову мне на плечо, и опять горестно зарыдала. Я дал ей выплакаться. Ярость и разочарование довели ее почти до истерики, и я ждал, пока она успокоится. Нужно было выяснить, что все это значит и чего хочет эта женщина с родинкой на левой руке.

Некоторое время спустя она выпрямилась, подтянула чулки, припудрила носик и поправила волосы, снова приняв нормальный вид. Приведя, насколько это было возможно, в порядок платье, она посмотрела на меня и усмехнулась.

— Ты победил, — заявила она.

— Куда ты собиралась меня везти? — спросил я.

Улыбка на мгновение исчезла с ее лица, и я уж было подумал, что она снова расплачется.

— Для меня это так важно, — сказала она. — Мне даже в голову не приходило, что все может сорваться… — Посмотрев на ручные часики, она вздохнула: — Я должна была отвезти тебя в одно место. Это в двадцати минутах езды отсюда… Я думала, что смогу соблазнить тебя, а когда у меня не получилось, решила действовать силой… Господи! Для меня это так много значит!

Я посмотрел на нее с любопытством:

— Ну и где же это место? Тебе что, приказали привезти меня?

— Я не могу сказать где, Эд. Да, мне приказали.

Я откинулся на сиденье:

— Ну что ж, тогда хватит хлюпать, поехали.

Если кому-то надо, чтобы я был в определенном месте в определенное время, у меня хватит смелости отправиться туда и даже устроить там маленький праздник. Я уже порядком устал от того, что какие-то дешевые жулики вмешиваются в мою жизнь. Хотел бы я взглянуть на человека, который натравил на меня эту дикую женщину.

Она широко улыбнулась.

— Я знала, что ты поедешь, — проворковала она, явно заигрывая со мной. (Ох уж эти женщины! Дай им волю, и они съедят тебя с потрохами.) — Да-да, я знала, Эд, что ты храбрый и не побоишься поехать. Я никогда не забуду этого и, может быть, тоже сделаю для тебя чтонибудь, когда придет время.

С этими словами она обвила мою шею руками, поцеловала и, юркнув за руль, завела машину, и мы поехали.

Да, эта барышня машину вела умело, и к тому же ужасно гнала.

Мы приехали в китайский квартал. Я старался запомнить дорогу. Я хорошо знаю китайцев, их привычки и даже немного говорю на их языке. И если пьеса, в которой мне тоже была отведена роль, собиралась разыграться в китайском квартале, тем лучше для меня.

Мы остановились перед небольшим грязноватым магазинчиком, в витрине его размещались антикварные безделушки из слоновой кости, засиженные мухами, а перед входом сидели два китайца охранника. Ничего необычного в этом не было. Китайцы, вечно сидящие на тротуаре с безразличным видом, ссутулив плечи и задумчиво попыхивая трубками, вовсе не пребывают в философских раздумьях и не просто наслаждаются пейзажем, они охраняют место, перед которым сидят.