Эрл Гарднер - Дело предубежденного попугая

— Вейд не звонил?

— Нет, потому что все прошло, как задумывалось. А Сейбин просил его звонить лишь в случае недоразумений.

— Хорошо, давайте рассуждать, — предложил Мейсон. — В понедельник пятого числа в десять часов вечера Сейбин был жив. Дальше у нас уже нет фактических доказательств.

— Нет, есть, — возразил шериф. — Рыболовный сезон открылся во вторник шестого числа. В какой-то мере можно руководствоваться показаниями будильника. Он остановился в два сорок семь, а бой был поставлен на пять тридцать.

— Завод будильника тоже кончился?

— Да.

Раздался звонок телефона.

— Извините, — сказал шериф и взял трубку. Какое-то время он слушал, затем произнес: — Хорошо, обождите минутку. — Он повернулся к Мейсону: — Это вас.

Мейсон прижал трубку к уху и сразу услышал голос Пола Дрейка, звонившего по междугородному телефону:

— Привет, Перри. Я воспользовался возможностью позвонить тебе. Ты можешь говорить свободно?

— Нет, — ответил Мейсон.

— Но слушать-то ты можешь?

— Да. Что у тебя случилось?

— Я, кажется, нашел убийцу. Во всяком случае, я нашел ниточку к твоему богохульствующему попугаю и мне великолепно обрисовали человека, купившего его.

— Где?

— В Сан-Молинасе.

— Рассказывай, — потребовал Мейсон.

— Человек по имени Артур Гиббс держит зоомагазин в Сан-Молинасе на Пятой улице. В пятницу, второго сентября, в магазин явился довольно потрепанный человек и в невероятной спешке приобрел попугая. Гиббс это запомнил, потому что покупателя ничего не интересовало в птице, кроме внешнего вида. Гиббс продал ему своего богохульного попугая, не предупредив, что птица привыкла ругаться. По-моему, тебе следует самому потолковать с Гиббсом, Перри.

— Есть подробности? — спросил Мейсон.

— У меня прекрасное описание покупателя.

— Оно под кого-нибудь подходит? — поинтересовался Мейсон.

— Пока я не знаю ни одного человека, — ответил Дрейк. — Сейчас я объясню тебе, что собираюсь сделать, Перри. Я отправляюсь в отель «Плаза» и буду ждать там. Ты приезжай туда, как только освободишься. Где-то около половины шестого я договорюсь с Гиббсом о встрече.

— Так я и сделаю, — сказал Мейсон и положил трубку под пристальным взглядом сержанта Холкомба.

Шериф Барнес продолжал, словно разговор и не прерывался:

— Когда мы вошли сюда, то обнаружили корзину с рыбой. Ее мы отправили в городскую полицейскую лабораторию. Оттуда сообщили, что рыба была вычищена и обернута листьями, но окончательно не вымыта. Мы нашли и остатки завтрака — яичную скорлупу и кожуру от бекона. На покойном были надеты домашние туфли, спортивные брюки и свитер. Вот эта кожаная куртка висела на спинке стула. Его резиновые сапоги были измазаны грязью. Рыболовные принадлежности на столе в том виде, как он их положил, вернувшись в дом… Таким образом, я полагаю, что его убили приблизительно в одиннадцать часов, во вторник, шестого числа. Вас интересует, чем я руководствуюсь?

— Конечно, — ответил Мейсон.

Сержант Холкомб молча повернулся на каблуках и ушел прочь, показывая всем своим видом глубочайшее недовольство.

— У меня нет большого опыта в расследовании убийств, — продолжил шериф Барнес, — но я знаю, как определяется вероятность. Понимаете, в свое время я работал в лесном хозяйстве, ну, и умею разбираться в разного рода браконьерствах. Конечно, это были не дела об убийствах, но принципы расследования везде одинаковы. В общем, я рассуждаю так — Сейбин поднялся в половине шестого по звонку будильника. Позавтракав яичницей и беконом, он отправился на реку. Наловил рыбы. Вернулся назад голодным и усталым. Он даже не стал мыть рыбу и прятать ее в холодильник. Снял с ног тяжелые сапоги и поставил их и корзину с рыбой к стене. Пошел на кухню и разогрел себе бобы. В кофейнике был кофе, оставшийся от завтрака. Его он тоже согрел… После этого ему нужно было бы перемыть рыбу и убрать ее в холодильник, но он этого не успел сделать, потому что его убили. Получается, что это произошло около одиннадцати часов дня.

— Почему не позднее? — спросил Мейсон.

— О, да, — улыбнулся шериф. — Я думал о такой возможности. Солнце добирается до домика примерно в половине десятого, с одиннадцати в нем становится тепло, а в четыре часа солнце уходит и почти сразу помещение остывает. Днем тут невероятная жара, а ночью холодно. Вот я и решил, что Сейбина убили уже после того, как в домике потеплело, но не в разгар жары. Если бы было холодно, он не снял бы куртку и вряд ли затопил бы камин… Дрова-то были уже приготовлены. Ну, а если бы уже наступила жара, на нем не было бы свитера.