Николас Мейер - Пылай, огонь (Сборник)

— От 10 марта, — переводя дыхание, протянул он его мне. — Уже попадался на глаза?

Я сказал, что практика еще не позволила мне заглянуть в него, но скорее всего этот выпуск ждет меня дома.,

— Возьмите его на всякий случай. — Стамфорд настоятельно стал всовывать его мне в руки. — Есть один молодой парень... скорее всего в Вене. Честно говоря, я не успел просмотреть всю статью целиком, но, кажется, ой занимается лечением пристрастия к кокаину. Имени его я не упомню, но оно приводится в статье, и, может быть, он что-то подскажет толковое. Простите, старина, но, боюсь, это все, что могу для вас сделать.

Я искренне поблагодарил его, и мы расстались, обмениваясь взаимными обещаниями когда-нибудь в ближайшем будущем пообедать, познакомить друг друга со своими женами и так далее. Никто из нас не имел ни малейших намерений выполнять эти экстравагантные обещания, и я ей всех ног понесся на вокзал Ватерлоо. Подобно Стамфорду, у меня не было никакой уверенности, что маленькая статья в «Ланцете» спасет моего друга и поможет ему выкарабкаться из той пропасти, в которую он стремительно попал. И, спеша встретить жену, меньше всего я мог предполагать, что второй раз за десять лет Стамфорду — бесценному, драгоценному Стамфорду! — удастся ответить на мольбы мои и Холмса.

— Джек, дорогой мой, что случилось? — Таковы были первые слова моей жены, когда я встретил ее поезд на Ватерлоо. Мы неизменно чувствовали духовную связь, еще с той ночи три года назад, когда впервые встретились [2] Среди исследователей существует ряд острых противоречий, касающихся женитьбы — или женитьб — Ватсона. Не углубляясь в вопрос, сколько он был раз женат и на ком, эта глава и последующие уверенно свидетельствуют, что женщина, о которой идет речь, — это Мэри Мор-стен, клиентка Холмса в «Знаке четырех», единственная женщина, которую Ватсон называет своей женой. — Прим. авт. . Нас свел воедино запутанный клубок событий, в котором нашли себе место и беглые преступники, и дикари с Андаманских островов, опустившийся отставной офицер. Великий мятеж и легендарные сокровица Акры, и тьма той ужасной ночи, когда мы стояли на нижнем этаже дома в Пондишерри-Лодж, пока Шерлок Холмс в сопровождении хозяина и Тадеуша Шолто поднимался наверх, где ему предстояло обнаружить тело несчастного Бартоломью. В этой мрачной обстановке мы еще не успели сказать друг другу ни единого слова — в сущности, мы еще даже не познакомились, — но наши руки инстинктивно нашли Друг друга. Как два испуганных ребенка, мы тем не менее пытались успокоить один другого, что и положило начало взаимной симпатии.

Это безошибочное интуитивное взаимопонимание существовало между нами вплоть до дня ее смерти. И встревоженный взгляд, когда она сошла с поезда, лишний раз подтверждал это.

— Что случилось? — повторила она.

— Ничего. Идем, я все расскажу тебе дома. Это твой багаж?

Пока мы пробивались сквозь толпу, запрудившую вокзал, лавируя между грудами чемоданов, саквояжей, носильщиков и родителей, старающихся держать при себе возбужденных отпрысков, мне удалось отвлечь ее внимание. Пробившись сквозь столпотворение, которое неизменно представлял собой вокзал Ватерлоо, мы нашли кеб и расплатились с носильщиком, успевшим водрузить наш багаж на крышу кеба.

Когда мы расположились на сиденьях и двинулись в путь, жена попыталась вернуться к своему вопросу, но я сделал вид, что не расслышал его, развлекая ее веселой болтовней. Я спросил, хорошо ли она провела время у бывших хозяев, — когда мне выпало счастье узнать ее, она занимала место гувернантки в доме миссис Форрестер.

Сначала, видя мое нежелание беседовать на волнующую ее тему, она удивилась, но поняв, что тут ничего не сделать, решила положиться на меня и охотно принялась рассказывать о своем пребывании в сельском доме Форрестеров в Гастингсе, о детях, своих бывших воспитанниках, которые теперь подросли настолько, что вполне могли обходиться без гувернантки.

— Во всяком случае, они так считают, — со смехом заметила моя жена. Мне казалось, что никогда ранее я не испытывал к ней большей любви, чем во время этой поездки. Она прекрасно понимала, что я чем-то взволнован, но, видя, что я не хочу пока говорить на эту тему, сдержала свои вопросы, продолжая шутить и смеяться всю дорогу, пока я приводил нервы в порядок, прикидывая ход будущего повествования. Она была изумительной женщиной, и вплоть до сегодняшнего дня я тяжело ощущаю ее утрату.