Роман Добрый - Иван Путилин и Клуб червонных валетов (сборник)

– В церковь.

– Это для чего же, смею спросить?

Путилин не отвечал.

Поведение моего друга казалось более чем странным. «В церковь… При чем тут церковь?» Хотя я и знал его как человека в высокой степени религиозного, но все же обстоятельство это меня весьма удивило.

На нас, элегантно одетых, лиц незнакомых, местные обыватели глядели удивленно, разинув рты.

Около церкви, богатой, сверкающей золотыми куполами, нам повстречался старик, похожий на церковного сторожа.

– Где, любезный, живет пономарь церкви? – обратился к нему Путилин.

Тот, уставившись на нас подслеповатыми глазами, долго молчал, а потом глухим старческим голосом проговорил:

– А вон евойный домишко.

Путилин, сунув старику монету, подошел к скромному домику пономаря.

На пороге сидел, греясь на солнце, высокий тощий человек в засаленном подряснике, с копной полуседых несуразных волос.

– Вы пономарь этой церкви? – спросил властно Путилин.

Тот при виде важного барина быстро вскочил.

– Я-с.

– Могу я с вами разговор иметь приватный, секретный?

– По… пожалуйста, – пролепетал удивленный пономарь.

Он пригласил нас в свое неказистое помещение, в котором, однако, чувствовался известный достаток.

– Что… что угодно вам, господин? – приглашая нас сесть, обратился пономарь к Путилину.

Мой друг внимательно осмотрел церковнослужителя.

– Гм… рост подходит – как будто будет впору… а вот как с доктором быть? – бормотал он.

Пономарь глядел на нас испуганно, почти с ужасом.

– Виноват, господин… что вам угодно?

Голос его дрожал. В глазах светился страх.

– Что мне нужно? Ваш подрясник, почтеннейший.

– Мой подрясник? Зачем?

– И при этом я добавлю: нет ли у вас еще более старого?

Пономарь перекрестился, широко, истинно поволжским крестом.

– Чур, чур, чур меня! Наваждение.

Путилин, улыбаясь, вынул бумажник.

– Вот что, любезный: деньги любишь?

И он, раскрыв бумажник, вынул двадцатипятирублевую бумажку.

– Так на, держи! А подрясник скидывай и давай мне.

Пономарь совсем растерялся.

– Это… для чего же?

– А для того, что он мне надобен. Да вот, кстати, подыщи еще какой-нибудь иной, самый захудалый. Ну-ну, живо: двадцать пять рублей, чай, деньги немалые.

Пономарь исчез.

Путилин стал быстро гримироваться.

Чем, вы думаете? Спичкой, простой спичкой! Он, обуглив ее, рукой гениального мастера-гримера провел несколько резких черт на лице. Затушевал… Новой спичкой еще добавил, третьей – оттенил впадину глаз, морщины у щек. Свои великолепные бакенбарды соединил в одну длинную-длинную, узкую бородку.

Ликующий пономарь притащил такую рвань, что я только подивился.

– Одевай на себя, доктор! – приказал мне Путилин. – А я одену вот этот. Ну, скидавай!

Пономарь трясущимися руками скинул с себя свой черно-порыжелый балахон.

– Чудесно, чудесно! – довольно бормотал Путилин.

Пономарь стоял ни жив ни мертв.

Лицо его было глупо до такой степени, что я не мог, несмотря на всю трагикомичность этой минуты, удержаться от смеха.

– Ну, теперь слушай меня внимательно, отче пономаре, – начал Путилин. – Садись. Ах, да, веревку дай, простую, да скуфью. Еще заплачу.

Я невольно залюбовался Путилиным: какая поистине волшебная перемена в нем! Передо мной – сгорбленная фигура не то растриги-монаха, не то выгнанного заштатного дьячка.

– Держи еще десять рублей. Доволен?

– Милостивец… господин, – лепетал испуганный донельзя пономарь.

Я чувствовал себя отвратительно в засаленном, дырявом пономарском балахоне.

– Язык умеешь держать за зубами?

– Прилипе язык мой к гортани!.. Нем, безгласен, яко жено Лота во столбе соляном, – быстро-быстро проговорил искушенный дьяволом (так он потом рассказывал) пономарь.

– Слыхал ли ты что-нибудь о тайных раскольничьих скитах?

– Слыхивал, благодетель, как не слыхать.

– Много их здесь у вас, на Волге?

– И-и! Сила!

– Где их больше?

– Да везде много. Вся Волга полна сими вероотступниками. В лесах, на горах хоронятся они, яко звери хищные, от взоров человеков.

Поболтав еще с пономарем, чтобы убить время, подкрепившись молоком, яйцами и черным хлебом, мы вернулись на пристань.

С огромным трудом нам удалось отстоять свои чемоданы. Сторож ни за что не хотел верить, что мы те лица, которые оставили ему на сохранение чемоданы.

– Те господа важные были, а вы бродяги чернохвостые, прости Господи.

– Да нечто у бродяги может быть столько денег? – спросил Путилин, показывая сторожу толстый бумажник.