Григорий Башкиров - Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать

Соков выглядит очень подавленно. Он осунулся и мигом постарел лет так на пять. Он смиренно стоит в углу и смотрит на Володин стол. Потом резко поворачивается и уходит.

Подтягиваются ребята с соседних отделений. В кабинете уже не продохнуть.

Наконец появляется Петя. Он первым делом наливает водку и одним глотком опрокидывает в себя. Сев на диван, закуривает.

– Ситуация с самого начала была хреновая и почти безнадежная. Как мне врач сказал, у Володи обширный инсульт.

– Что? – как обычно, переспрашивает Леха.

– Кровоизлияние в мозг! Вот что! Доктор сказал, что изначально шансов не было. Даже если бы и «вытянули» его, то всю последующую жизнь парализованным пролежал. А Дед бы так не смог. Может и лучше, что так все быстро. – Бритвин выпивает еще.

Его никто не останавливает.

– Вот что, парни, – наконец вступает Красноярский. – Володю очень жаль – слов нет. И думаю, никто нам его заменить не сможет. Но есть долг, который мы должны выполнять. Поэтому, предлагаю помянуть Деда по-настоящему после похорон. А сейчас соберитесь и пашите за себя и него. Преступная группа, задержанная с такими жертвами среди нас, очень опасна.

По результатам экспертизы, которую уже успели провести, ствол, изъятый вами, «засвечен» в нескольких местах. Публика очень интересная. Поэтому не впадайте в эйфорию и помогите Главку и прокуратуре разгребать это дерьмо.

Ты, – смотрит в мою сторону, – с завтрашнего дня поступаешь в распоряжение Орловского. Птицын, твоя задача найти своего заявителя.

– Не беспокойтесь, Виктор Михайлович, найду.

– Тогда и не затягивай. А вот это все, – глядит на накрытый стол, – давайте чуть позже. Когда все вместе… Договорились?

– Есть! – за всех отвечает Воробей.

– И еще, – голос Виктора Михайловича дрогнул. – Звонили из Главка. За задержание особо опасных преступников они будет ходатайствовать о представлении Ермолина к государственной награде.

– Посмертно, – добавляет Воробей.

– Что делать, – вздыхает Красноярский. – У меня все. Вопросы имеются? Нет? Тогда пока! – Красноярский поочередно пожимает всем присутствующим руки и уходит.

– Наливай, – подает голос Петр, – и, видя наши удивленные физиономии, добавляет, – по последней. Это на самом деле последняя. Я за «базар» отвечаю. – Он выпивает в одиночку. В его глазах стоят слезы.

Хоронили Володю на родине, в Приморском крае. Сопровождающим полетел Петр. Через руководство Главка удалось договориться с военными летчиками.

Прощались с Ермолиным в Районном управлении. Он был в штатском костюме. Не любил Владимир Александрович носить форму. На бархатной подушечке были приколоты орден «Красной звезды» и медали: за выслугу лет трех степеней и «Ветеран труда». Выступали многие. Клялись продолжать дело, вечно помнить о нем и семье. Представитель Главка торжественно довел информацию о том, что Председателем Президиума Верховного совета СССР подписан Указ о награждении майора милиции Ермолина Владимира Александровича орденом «Красной Звезды» посмертно. После траурных мероприятий все потихоньку разошлись. Поминали Деда в тесном кругу сослуживцев в недалеко расположенной от отделения столовой. Довольно скоро все разбрелись. Остаемся я, Воробей и Женька Левченко – судмедэксперт из морга. Воробей разливает водку. Поминаем всех тех, кого с нами нет.

– Женька, вот ты, как врач, скажи, можно было спасти Володьку? – немного заплетающимся языком спрашивает Толя.

– Кто его знает? Если сразу операцию делать…может быть. Но все равно парализован он был бы. На всю жизнь. Так что неизвестно, как лучше…

Да у него не только мозг пораженным оказался. Я как его сердце увидел, чуть в осадок не выпал. Живого места нет – одни рубцы. Не менее двух капитальных инфарктов перенес, про мелочь всякую уже и не говорю. – Левченко просит у меня сигарету и закуривает.

– Да, Володька крепкий мужик был. На больняке никогда не сидел. Отлежится пару дней и на работу, – рассуждает Воробей, поглаживая пальцами пустой стакан.

– Вот и доотлеживался. – Женька зло, тычком гасит сигарету в пепельнице. – Я ему неоднократно говорил: Вован, ляг подлечись. В санаторий тебе надо. С путевкой обещал ему помочь. Так ни в какую. Летом, говорит, на родину поеду – все болячки пройдут. Природа там целебная. Еще говорил, что некогда лечиться – работать надо. Доработался! Ты пойми, Толян, нет незаменимых людей. – Женька распаляется. – Вот посмотри на наше руководство. Любая болячка незначительная, прыщик там вскочит или не дай бог чихнет – сразу на больничный, а летом обязательно в санаторий на юга. И ничего их не волнует, никакая работа. В конце концов, что в жизни изменится, если, допустим, ты неделю проболеешь и на службу не выйдешь? Уровень преступности повысится или снизится? Ничего подобного! А опер надрываться будет до последнего, «хвосты» зачищать. План, видишь ли, ему надо к такому-то числу выполнить. Ну не выполнит он его в срок, что в этом страшного? Опять же говорю, что произойдет-то? – Левченко удрученно замолкает.