Дэвид Лэнгфорд: Отвратительная история о красной пиявке

Трейл горько зарыдал, прикрыв лицо руками. Я направился к бару и смешал нашему клиенту бренди с содовой. Холмс одобрительно кивнул. Через минуту Трейл пришел в себя и сдавленным голосом пробормотал:

— Вы читаете мысли… понимаю, что теперь я сильно упал в ваших глазах.

— Мои методы, увы, гораздо более прозаические, — сказал Холмс. — Умозаключение — не менее действенный инструмент, чем магические способности. Сейчас я могу сделать вывод, что есть какие-то особые обстоятельства, в которые вы нас не посвятили. Однако я не припоминаю, чтобы в семье сэра Максимилиана Трейла кто-либо страдал безумием.

— Вы обеспокоены и переутомлены, — вмешался я в разговор, обратившись к Трейлу. — Как врач я не вижу никаких признаков безумия.

— Спасибо, доктор Ватсон. Думаю, нужно начать еще раз, чтобы рассказать вам о красной пиявке.

Я живу в Хайгейте. Состояние отца гарантирует мне регулярное пособие, позволяя не работать, и я приобрел привычку гулять в лесопарковой зоне Хэмпстед-Хит — каждое утро, в поисках вдохновения: надеюсь, в один прекрасный день мои стихи обретут известность. «Желтая книга» [4] « Желтая книга » — эстетский литературно-художественный журнал, выходивший в 1894–1897 гг. в Лондоне, известен своей желтой обложкой с иллюстрациями Обри Бердслея. любезно опубликовала один из моих триолетов. Кое-кто из друзей любил подшучивать над тем, как нравились мне завтраки на лоне природы, когда я наслаждался сэндвичами и пивом «Басс» на берегу какого-нибудь пруда в Хайгейте. — Трейл дрожал. — Больше никогда! Я очень хорошо помню тот теплый день — вторник полгода назад…

— До вашего двадцатипятилетия? — резко спросил Холмс.

— Ну да. Я сидел на траве, погрузившись в свои мечты, и праздно наблюдал, как чей-то большой черный ретривер плещется в воде. В голову лезли всякие дурацкие мысли, я думал о причинах недоверия моей сестры; о структуре секстины — итальянского стихотворного размера; о «Записках Пиквикского клуба» — точнее, о сообщении мистера Пиквика, вы, наверное, помните его, об истоках Хэмпстедских прудов, раскинувшихся посреди пустоши, и исследовании вопроса о теории tittlebats, или рыбы колюшки [5] В «Посмертных записках Пиквикского клуба» Диккенса Пиквик делает доклад «Размышления об истоках Хэмпстедских прудов с присовокуплением некоторых наблюдений по вопросу о теории колюшки». Перевод А. Кривцовой и Е. Ланна. . Впрочем, мои мысли были очень далеки от пустоши. Возможно, я даже задремал. И вдруг почувствовал ужасную боль!

— В правой кисти? — спросил Холмс.

— А, вы видели, как я потираю ее, когда она меня беспокоит.

— Похоже, вы уже уяснили мои методы, — заметил Холмс с притворным огорчением.

Я наклонился к Трейлу, чтобы осмотреть его руку.

— Тут есть след, похожий на ожог пламенем или, возможно, кислотой.

— Это была красная пиявка, доктор. Вы, конечно, слышали о такой. Она, наверное, заползла мне на руку из травы и вцепилась своими клыками — или что там у этих отвратительных тварей, — короче, присосалась.

— Мне ничего не известно ни о какой такой пиявке, — возразил я.

— Вероятно, подобные материи вне компетенции врача общей практики, — сказал Трейл с легким упреком.

Он вынул из бумажника свернутый листок и протянул его мне. Это была газетная вырезка. Я прочитал вслух:

Сегодня выпущено предупреждение жителям Лондона. Особи Sanguisuga rufa, очень ядовитой красной пиявки формоза, были замечены в некоторых парковых зонах Северного Лондона. Предполагают, что пиявки сбежали из частного собрания какого-нибудь натуралиста-исследователя. Представитель Королевского Зоологического общества заявил, что контакта с красной пиявкой следует избегать, поскольку при ее укусе в кровь человека попадают токсины длительного действия, вызывающие расстройство сознания, бред и даже безумие. Пиявка имеет в длину три-четыре дюйма и хорошо заметна благодаря своей темно-красной окраске.

— Невероятно поучительно, — сказал Холмс мечтательно.

Трейл продолжил:

— Я оцепенел от ужаса. Когда мерзкая пиявка вцепилась мне в руку, меня пронзила такая резкая жгучая боль, что я боялся пошевелиться. По счастливой случайности мимо проходил врач, который опознал гадкую тварь! Он отодрал ее от меня, защитив свою руку перчаткой, и выбросил в стороне в подлесок. А затем этот врач, доктор Джеймс, не мешкая достал из черного врачебного саквояжа хирургические инструменты, разложил их прямо на траве Хэмпстед-Хит и, сделав надрез, извлек остатки отвратительной пиявки из моей руки, в то время как я отводил взгляд, изо всех сил стараясь не закричать. «Вам повезло, молодой человек, — сказал он, — что мне попалось на глаза сообщение, где были описаны эти пиявки. — И вручил мне газетную вырезку — ту, что вы держите. — Последствия могли быть ужасными, — добавил он. — Хвала Провидению — видимо, это действительно не пустые слова!» Я бы щедро отблагодарил доктора Джеймса, но, несмотря на мою настойчивость, он согласился взять в оплату только гинею. Хотя доктор тщательно обработал ранку, заживала она очень медленно и болезненно. Теперь вы знаете, почему я боюсь безумия. Умом я понимаю, что нет поводов для беспокойства, но вот тело меня подводит, и каждый раз, когда я пытаюсь поступить вопреки желанию сестры, мерзкая тварь вновь и вновь терзает мне руку, обжигая будто огнем. Да и дух, которого Селина вызвала во время спиритического сеанса, все-таки оказался реальным.