Н. Никитин - Преступный мир и его защитники

Однако приятель Латтика решительно отвергал свое соучастие в похищении процентных бумаг и утверждал, что хотя он и был знаком с Латтиком, но ездил в Гамбург исключительно на свои собственные средства, чтобы приискать работу.

Впоследствии и Латтик значительно изменил свое первоначальное показание и стал настаивать, что он оговорил своего приятеля и что тот действительно ничего не знал о совершенной у госпожи Мальм краже.

Осенью прошлого года и лакей и слесарь предстали перед присяжными заседателями.

На суде Ян Латтик подтвердил свое признание в краже процентных бумаг. По его словам, зная, где хранился капитал хозяйки, он сам смастерил поддельный ключ, открыл сундук и вынул из него сверток с процентными бумагами. Когда он вышел на улицу, ему случайно попался навстречу слесарь Муст. Из опасения, чтобы кто-нибудь не отнял у него деньги, Ян Латтик стал уговаривать приятеля ехать с ним за границу. Муст подумал, что госпожа Мальм сама наградила деньгами своего лакея за хорошую службу, и согласился на предложение приятеля.

В Филадельфии Латтику пришлось познакомиться с представительным господином еврейского происхождения, и тот, пообещав приискать для него хорошее место, завел его в подозрительный дом. Там было очень весело, танцевали разряженные женщины и царил бесшабашный разгул. Латтику любезно поднесли стакан особой настойки. Он выпил ее и вскоре впал в бессознательное состояние.

Очнулся Латтик уже на мостовой, посреди улицы. Представительного незнакомца нигде не было видно.

Хватившись за карман, в котором было зашито до 30 000 рублей банковыми билетами, «русский американец» заметил, к своему ужасу, что он сделался жертвой наглого грабежа. На дорогу оставалась только небольшая сумма, и Латтик еле-еле добрался до России.

Несмотря на то что Ян Латтик, выгораживая своего приятеля, принимал всю вину на себя, товарищ прокурора Христианович поддерживал обвинение против обоих подсудимых.

Защищали обвиняемых присяжный поверенный Бобрищев-Пушкин (слесаря) и помощник присяжного поверенного Крепе (лакея).

После продолжительного совещания присяжные заседатели вынесли обвинительный вердикт только одному Латтику.

Резолюцией санкт-петербургского окружного суда он был приговорен к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения на два года шесть месяцев.

Ян Муст был признан оправданным по суду.

На рассмотрение санкт-петербургской судебной палаты зимой прошлого года поступило интересное бытовое дело о мещанине Якове Ворстмане, обвинявшемся в отравлении своей родственницы.

Как выяснилось на следствии, подсудимый проживал вместе со своей семьей в окрестностях Ревеля и пользовался обыкновенно репутацией хотя и бедного, но скромного труженика. Семья его состояла из жены и нескольких малолетних детей. Достатки были небольшие, приходилось урезывать расходы и нередко отказывать себе в самом необходимом. Тем не менее Ворстманам все-таки жилось сравнительно хорошо благодаря согласию в семье.

И вдруг скромная, обыденная жизнь этой семьи была резко нарушена приездом богатой тетки Ворстманов.

Старушка преклонных лет, смотревшая уже в могилу, Христина Вебер обладала довольно значительным капиталом, и немудрено, что все Ворстманы встретили ее с распростертыми объятиями.

Началось усердное соревнование между Яковом Ворстманом и другими родственниками. Все наперебой желали переманить к себе богатую старушку, чтобы чем-нибудь поживиться от нее. В конце концов победа осталась за Ворстманом, и тетка поселилась в его семье.

Мало-помалу он стал прибирать старушку к рукам и предлагал ей различного рода денежные комбинации, чтобы капитал приносил пользу. Старушка вполне доверилась своему любезному племяннику, и, воспользовавшись этим, Ворстман весь ее капитал положил в банк на свое имя. После этого обращение его с теткой уже изменилось. Он начал небрежно относиться к ней, перестал быть почтительным, и отношения между ним и Христиной Вебер постепенно все более и более ухудшались.

Наконец старушка принуждена была оставить семью Ворстмана и решила переехать к его матери и сестрам.

Очевидно, это совсем не входило в расчеты племянника, и он стал явно противодействовать свиданиям старушки с другими родственниками. Все Ворстманы перессорились между собой и озлобленно смотрели друг на друга. Ни о каких родственных чувствах уже не было и помина.