Питер Свонсон - Убить лучше по-доброму

Я поднялась и направилась к небольшой горке камней, которые набросала неподалеку. Я выбрала самый большой, с зазубренными краями. Мне пришлось тащить его обеими руками, держа фонарик в зубах. Переваливаясь, как пингвин, я вернулась к колодцу, забралась на него и нагнулась. Направив фонарик во тьму, я прицелилась как можно лучше и скинула камень прямо на голову Чета. Я не смотрела, как он летит, но услышала звук удара. Словно раскололся арбуз. Если Чет был еще жив после падения, сейчас он точно умер.

Руки болели от того, что пришлось тащить такую тяжесть, и я сидела, не шелохнувшись. Ворона следила за мной со своего наблюдательного пункта на ветке высохшего клена на краю луга. Интересно, чует ли она смерть? Она опустила голову, взъерошила черные крылья. Мне показалось, она приветствует меня на пороге нового, совершенно особого мира.

Выключив фонарик и положив его в карман, я вытащила балку из земли и скинула ее вместе с вымазанной веревкой в колодец. Затем перетащила к колодцу еще шесть валунов и скинула их на Чета. Позднее я планировала засыпать его основательнее, но решила, что это подождет. Почти стемнело, сиреневые облака помрачнели, луг и окружавший его лес поблекли, расплываясь в шероховатых оттенках серого. Я планировала вернуться в квартиру над мастерской, упаковать вещи Чета, принести их обратно к колодцу и бросить вниз. Затем я собиралась забросать все камнями и закрыть колодец крышкой. Но возвращаясь через темнеющий лес, освещая фонариком лишь крохотное пятно тропинки, я решила, что лучше сложить его вещи сейчас, а отнести к колодцу рано утром. Родители наверняка проснутся поздно.

Я прекрасно знала квартирку над мастерской. Это было одно из моих излюбленных мест, но я не приходила сюда с начала лета, с тех пор, как приехал Чет. Я беспокоилась, что у него много вещей, но зря. Он до сих пор не разобрал свой серо-зеленый рюкзак, который валялся рядом с кроватью. Я стала осматривать комнату, освещая ее фонариком, и вдруг поняла, что могу просто включить свет. Даже если кто-то из родителей выглянет в окно спальни, то вряд ли он удивится тому, что в квартире Чета горит свет. На самом деле они больше удивятся, если света не будет.

Лампа бросила сумрачный желтый отсвет на выбеленные стены и широкие, голые доски паркета. В квартирке было мало мебели, только мое любимое кресло-мешок, почти уже сдувшееся, и два стула с рваной обивкой, из которой торчала губка. Стул с пастельным узором был еще одним моим любимым местом для чтения. Я обрадовалась, что Чет сложил на нем книги. Значит, он не сидел на этом стуле.

На кровати валялась одежда, несколько футболок и пара белых трусов. Я взяла одну футболку, завернула в нее трусы и уложила все в рюкзак. Затхлый, тошнотворный запах человеческого тела доносился из полупустого рюкзака, но в квартире пахло не так плохо, как я думала. В основном смолой и пеплом. На полу стояла банка из-под кофе, почти до краев набитая окурками. Я подняла ее, раздумывая, куда ее поставить, и решила, что можно засунуть в рюкзак. Чету уже никогда не пригодится его одежда.

В ванной я нашла зубную щетку Чета, почти пустой тюбик с пастой, белый высохший дезодорант и ярко-зеленую бутылку «Pert». Кусок мыла с прилипшими волосами я оставила в мыльнице. С кухни, которая представляла собой уголок с мойкой, несколькими полками и электроплитой, я взяла две упаковки спагетти и большую пластиковую бутылку водки. Я вылила водку в мойку и поставила бутылку на полку. Внезапно я вспомнила, что оставляю отпечатки пальцев по всей квартире, нужно было надеть перчатки. Но завтра у меня будет время все вытереть. Кроме того, если дела пойдут так, как я планировала, никто не заподозрит, что Чета убили. Все подумают, что он просто уехал. Вряд ли кто-то будет тосковать по нему.

Набив рюкзак, я застегнула молнию и подняла его, чтобы убедиться, что утром смогу дотащить до колодца. Рюкзак был тяжелый, но подъемный. В квартире остались только предметы для рисования. Три холста стояли у стены так, чтобы не было видно то, что изображено на них. Четвертый холст все еще был на мольберте. Это оказался лишь набросок, несколько мазков поверх карандаша, но я поняла, что это бассейн позади дома, а в углу бассейна – набросок фигуры. Лишь смутные очертания, но было понятно, что это я. Холст был маленький, не больше среднего экрана телевизора. Я сняла его с мольберта и согнула так, что хрупкая деревянная рамка треснула, затем я положила его на пол и навалила сверху другие холсты. Я едва взглянула на них, но мне показалось, что это законченные картины. Абстрактные мазки и пятна разного цвета, смутно напоминавшие фигуру. Он рисовал не лучше меня.