Вон Энтвистл - Призрак замка Тракстон-Холл

Конан Дойл уже не сомневался, что угодил в ловушку мошенников. Он одернул брюки и, возмущенно фыркая, со всего размаху бросился на прохладную кожу дивана.

Время шло, и он с любопытством стал оглядывать комнату, получая некоторое удовольствие от навязанной ему игры. Все в лучших традициях Шерлока Холмса. «Ну нет, эта страница перевернута. Холмс упокоился с миром, и я наконец-то займусь настоящим искусством».

В замочной скважине проскрежетал ключ. Дойл напряженно ждал, что дверь вот-вот распахнется.

– Доктор Дойл, будьте любезны составить мне компанию.

Приятный голос раздавался из-за двери.

Конан Дойл вскочил, бросился туда и раскрыл створки. В тусклом мерцании газового рожка он разглядел в комнате только массивное кожаное кресло. Обладатель таинственного голоса не спешил показываться.

«Господи, это ловушка. Меня похитили».

У Конан Дойла был пистолет, но доктор редко брал его с собой. Как жаль, что он не догадался сунуть маленький револьвер во внутренний карман жилета.

Чутье подсказывало ему, что надо бежать из этой комнаты. Наверняка где-то притаилась шайка головорезов и ждет удобного момента, чтобы напасть на него. А индус с накрашенными глазами наводит на мысль о наемном убийце, который душит невинную жертву шелковым шарфом.

– Послушайте, – храбрясь, бросил Конан Дойл, – надеюсь, у вас серьезное дело. Все-таки я занятой человек, и меня ждут неотложные…

– Простите за необычный прием, доктор. Присядьте, и я все объясню.

Голос подкупал своей искренностью и манил, заставляя позабыть страх. Пленник громко фыркнул, давая понять, что с ним шутки плохи, расправил плечи, сжал кулаки и приблизился к креслу.

– Сэр, присядьте, прошу вас, – настаивал голос.

Конан Дойл неуклюже плюхнулся в кресло. Скрипучая дверь затворилась сама собой, щелкнув замком. Кромешный мрак ослеплял его, обволакивал со всех сторон, полностью лишая воли.

Дойл судорожно вцепился в подлокотники.

– Прошу вас, сэр, не тревожьтесь. – Голос смягчился. – Я… должна вам рассказать, почему вынуждена скрываться в темноте.

Хватка ослабла.

– Вы, безусловно, желаете остаться неузнанной, – не подумав, предположил Конан Дойл и сразу понял свою ошибку.

Владелица такого замечательного дома всегда на виду.

– Нет, просто я… – она запнулась, – страдаю тяжелым недугом.

– Не… недугом? – Собственный голос показался ему чужим. Конан Дойл вздрогнул, он представил женщину, обезображенную заразной болезнью. – Недугом? – повторил он уже тише.

Она поспешила успокоить его.

– Не волнуйтесь, для других он не опасен, передается только в моей семье. Солнечные лучи, подобно яду, разъедают мою кожу, даже тусклый свет лампы губителен для нее.

Сердце Конан Дойла бешено заколотилось, а язык онемел. Доктору приходилось слышать о симптомах болезни, именуемой порфирией. Вспомнились слухи, что именно она доводила до безумия королевских особ.

«Не раскисай, Артур, – уговаривал он себя. – Бери пример с Холмса».

Тьма давила на него, стены заходили ходуном. Уже не разберешь, где пол, где потолок, откуда доносится голос.

Из темноты возникали призраки, и он зажмурился, отгоняя морок.

Науке давно известны такие оптические иллюзии. Клетки сетчатки глаза воспроизводят в сознании ранее полученные образы, подобно тому как зеркала отражают просочившийся в ночную комнату свет. В полной тьме Конан Дойл больше полагался на слух. Голос, безусловно, женский. Ему приходилось слышать вполне убедительные подделки и в менее изощренных декорациях. А в лондонских трущобах, когда он собирал психологические портреты, звуки и образы для своих книг, ему встречались гибкие создания в модных женских нарядах, однако адамово яблоко да хрипотца выдавали их суть.

Нет, так говорить могла только женщина. И все же было что-то необычное в этом голосе. Казалось, он существовал вне тела и доносился отовсюду.

– Насколько я понял, вы защищаете репутацию семьи. Но назовите хотя бы свое имя.

– Прошу прощения, – сказала она после минутного молчания, – но я во всем признаюсь, только если вы согласитесь помочь мне.

Он кашлянул.

– Я всего лишь пишу книги, мэм. Какой от меня прок?

– Речь об убийстве, – выпалила она.

Слова замерли у Конан Дойла на языке.

– Убийство?

– Да, жестокое преступление, внезапное, но заранее спланированное. – Конец фразы она произнесла сдавленным шепотом.

Конан Дойл откашлялся. Оправдались его самые страшные опасения.