Антология: Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)

Каюсь, я тоже имею эту слабость.

Поскольку и Холмс, и Кейт, и Уотсон знают, кто преступник, то, когда они пускаются в погоню за мерзавцем, я взял за правило использовать в качестве прощальной реплики: «Довольно! Давайте уже пойдем и … его!» И что вы думаете, на первом показе я чудом удержался, чтобы не ляпнуть именно это.

В сцене, когда Уотсон прощается со мной перед тем, как я отправляюсь с Кейт на Рейхенбахский водопад, по сценарию он склоняется к моему уху и шепчет что-то дружеское и напутственное. Сейчас я уже не вспомню, сколько разных «напутствий» я услышал: «Она лесбиянка», «Я гомик, и я тебя люблю» и прочее. Поэтому почти все мое профессиональное мастерство ушло на то, чтобы не сорвать выступление гомерическим хохотом.

Огромный успех, который имела эта пьеса о Шерлоке Холмсе, обеспечил ей возвращение в репертуар Королевского театра в следующем году.

В то время мне повезло увидеть великолепные постановки Дэвида Стюарта Дэвиса, о которых я говорил, и я тут же выяснил все необходимое о получении авторских прав на их аудиоверсии. И примерно тогда же стало известно, что в новом сезоне Холмс вернется в Королевский театр в пьесе о собаке Баскервилей.

Кстати, когда Брайан Клеменс пришел посмотреть своего «Холмса и Джека-потрошителя», который ему очень понравился, я и у него спросил, могу ли я сделать аудиоверсию этой пьесы. Идея ему пришлась по душе, и он согласился. Таким образом родилась моя первая серия спектаклей о Шерлоке Холмсе.

А теперь о собаке Баскервилей. Продюсер сказал нам, что собирается писать сценарий самостоятельно. Оказывается, он был писателем, только никому не известным. Когда я спросил его, как он намерен «показывать собаку», он ответил, что все связанное с псом будет «происходить где-нибудь за сценой», или, может быть, «кое-где покажем красные светящиеся глаза сквозь стеклянные двери».

Когда я нахмурился и заметил, что не припомню в «Собаке Баскервилей» стеклянных дверей (правда, они есть в каждом втором спектакле Королевского театра – таков Закон!), продюсер поинтересовался у меня, могу ли я сам что-нибудь предложить.

Я тут же бросился перечитывать первоисточник, делая пометки, и договорился о встрече с продюсером. «Все кончится тем, что ты сам и будешь писать сценарий», – предупредила меня жена. Но я все равно пошел на встречу. «Почему бы тебе не написать сценарий самому?» – спросил продюсер, и я не нашелся, что ответить.

Это было ужасно, денег давали в обрез, но я писал пьесу о собаке Баскервилей и до подобных мелочей просто не снисходил вниманием.

Я хорошо знал публику, приходившую в Королевский театр: люди шли туда, чтобы развлечься и посмеяться. Следовательно, я должен был учесть их ожидания, но вместе с тем не скатиться в чистый жанр комедии. К тому же прежде я участвовал в паре жутковатых постановок и видел, как хорошо принимает зритель смесь испуга и смеха.

Я сделал чету Бэрриморов более открытыми и излишне эмоциональными в оплакивании смерти своего хозяина, чтобы потом заставить Уотсона применить к ним строгость и осознать, что он погорячился. Правда, актер, игравший Бэрримора, слишком близко к сердцу принял эти рекомендации и в итоге перегнул палку.

Особую радость мне доставило добавление сценки, когда перед Уотсоном и компанией по дороге в Баскервиль-холл выскакивает солдат.

Передо мной стояла сложная задача: как показать зрителю собаку Баскервилей при практически нулевом бюджете, и я подошел к ней со всей ответственностью. По моему сценарию Уотсон готовил сценическую постановку по мотивам «Собаки Баскервилей» и попросил Холмса прийти на генеральную репетицию, чтобы проследить за точностью описания событий. Это позволило мне чаще выводить Холмса на сцену, потому что если по оригинальному сюжету Холмс должен был находиться где-то в другом месте, то у меня он всегда мог заглянуть на сцену – проверить, как там идут дела.

Помню, как меня волновал момент, когда Уотсон, подозревавший Бэрриморов в соучастии в убийстве Баскервиля, неожиданно отправился погулять, оставив несчастного Генри Баскервиля наедине с подозреваемыми. Понятно, что это дало ему возможность познакомиться со Стэплтонами, но как он мог подвергнуть Генри такому риску? Мы разыграли это таким образом, что Уотсон якобы не догадывался о возможных последствиях своего легкомыслия, а Холмс на его фоне выглядел особенным молодцом.

К тому же идея со сценической постановкой позволяла мне устами Холмса выразить те же сомнения, которые могли возникнуть и у самой публики: мол, как плохо обыгран пес. Во время спектакля Холмс постоянно спрашивал Уотсона, как именно тот планирует изобразить собаку, а раздраженный Уотсон всячески избегал отвечать на эти вопросы.