Мэтью Эллиотт - Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)

– Еще бы, – согласился я.

– Также вы должны помнить замечание полковника Кэлхуна, начальника тюрьмы, что такая судьба нередко постигает новичков.

Я кивнул.

– К тому же, если припоминаете, Кэлхун назвал имя того человека. Алфей Скиннер, известный в лондонских криминальных кругах Лондона медвежатник. Кэлхун тогда еще удивился, что умом помешался заключенный, находящийся за решеткой уже более двух лет. Пока надзиратели тащили беднягу в больничный фургон, я успел заметить, что его грудь и руки покрыты темным загаром. Это совершенно не сходилось с тем фактом, что он провел последние три года в мрачных стенах лондонской тюрьмы. Я также заметил у помешавшегося две наколки, по одной на каждом запястье, в виде якоря и русалки, и озвучил свои сомнения, чем оскорбил полковника Кэлхуна. Оставив вас утром в трактире и отправившись навестить Скиннера в Молл-хаусе, чтобы задать ему несколько вопросов, я рисковал напрасно потратить время. Однако в деле с убитыми надзирателями я зашел в тупик. Когда я добился свидания с заключенным, тот чуть не расплакался – так благодарен он был за то, что хоть кто-то поверил его словам. Во время беседы в комнате для посетителей он предстал передо мной совершенно другим человеком, выглядел спокойным – ничего общего с тем буйным помешанным, которого мы видели. Чисто вымытый и подстриженный, вполне вменяемый. Я спросил, зовут ли его Алфей Скиннер, и тогда он выкрикнул те же слова, что и за день до того: «Я не он».

«Я верю вам, сэр, – сказал я ему. – Как же тогда ваше имя?»

Он был удивлен тем, что я принял его заявление за истину, и ответил: «Меня зовут Данфорт Скиннер. Алфей – проклятый демон, с которым мне пришлось делить утробу матери. Он мой близнец. Я больше не стану называть его братом».

Картина начала понемногу проясняться у меня в голове, и я спросил, как он оказался в тюрьме Уормвуд-Скрабс вместо Алфея. Он рассказал, что, покинув дом, стал моряком. Я кивнул, припомнив его татуировки. Последний раз он нанялся на торговое судно «Мальборо», которое, если помните, исчезло в январе этого года. Скиннер признался, что в Литтлтоне, в Новой Зеландии, перед самым отплытием покинул злополучный корабль, когда тот отправлялся в Лондон. Решение, о котором он ничуть не жалеет. Спустя пару недель, когда было объявлено об исчезновении судна, Данфорт с ужасом обнаружил свое имя в списке «пропавших в море». Всеми правдами и неправдами он пытался вернуться в Лондон, а о том, что остался жив, опасаясь преследования за самовольную отлучку, сообщил только брату, отбывавшему наказание в Уормвуд-Скрабсе.

По-видимому, банда Алфея, испытывая потребность в его особом «таланте», ухватилась за эту возможность и разработала план по вызволению взломщика из тюрьмы и замене его «покойным» братом-близнецом Данфортом.

«Что вы помните о той ночи, когда вас похитили?» – спросил его я.

«Прибыв в Лондон, я прозябал в комнатушке над опиумным притоном в лондонских доках, надеясь, что ром или порок вскоре положат конец моим страданиям. В ночь на Хеллоуин я изрядно выпил и шатался по темным улицам. Помню, набережная опустела, и я был совершенно один. Внезапно улица стала даже чернее, чем была, тени сгустились и мрак сделался вполне осязаемым. Мне показалось, что кто-то следит за мной. Поскольку все происходило на Хеллоуин, неизвестный доселе ужас пронзил мой напитанный ромом ум, и я бросился к своему жилищу. Вдруг я почувствовал резкий удар по голове, в глазах потемнело, и я не помню уже ничего до того, как проснулся в камере на тюремной койке. Я решил, что меня арестовали за побег с корабля, пока не осознал, что охранники называют меня Алфеем. Вот тогда-то я и понял, чт́о сделал этот мерзавец, с которым мы похожи как две капли воды».

– Вот, Уотсон, собственно, и все, что поведал мне мистер Данфорт Скиннер. – Холмс подытожил сказанное взмахом руки.

– Уму непостижимо! – воскликнул я. – Если вам удастся найти доказательства и выследить Алфея, вы спасете человеку жизнь.

– Я послал Лестрейду описание преступного брата, и охота уже началась. – Холмс улыбнулся, разделался с птицей и сменил тему разговора: – Как прошел день, Уотсон? Я полагаю, ваше мастерство облегчило хворь мальчугана?

Мой рассказ Холмс нашел необычным и занимательным.

– Ох уж эти проделки юнцов! – сказал сыщик. – Они бывают забавны, пока сорвиголовы не вырастают из детских шалостей, как из штанишек. Такие вот шалопаи, повзрослевшие и преступившие закон, обеспечивают меня хлебом с маслом.