Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир

Советник юстиции пододвинул к себе одну из бумаг и продолжил:

— Эти группы пользуются большим успехом, прежде всего — среди студентов. Эти группы используют общую неуверенность и растерянность, каковая возникла в умах и душах людей после почти сорокалетнего существования пагубных просветительских учений. Там, где раньше царила вера, ныне утвердилось сомнение. Там, где раньше были покорность и послушание, теперь гнездится дух противоречия. Но самое худшее заключается в том, что одному из этих тайных обществ удалось вовлечь в свои ряды гарантов естественного устройства мира. Теперь даже некоторые князья придерживаются разрушительных и вредоносных идей, какие исповедуют эти люди.

Ди Тасси снова сделал паузу, чтобы придать своим словам большую весомость. Потом он снова заговорил.

— Эти иллюминаты — и в том нет никакого сомнения — самая опасная из всех групп. Пока мы не знаем, как они сумели привлечь на свою сторону графа Альдорфа. Но он, и это совершенно очевидно, передал в их кассу огромные денежные суммы, которые помогут им вести разрушительную работу не только здесь, но и во всех землях империи.

Он взял со стола пачку писем и поднял ее над головой.

— Господа, опасность угрожает нам со всех сторон. Иллюминаты проникли во все дворы, ими могут оказаться все — от лакея до коммерции советника, от конюха до финансового чиновника, от придворного советника до служащих канцелярии. Так зараза поднимается снизу и исподволь и постепенно добирается до головы. Надо ли мне называть имена князей, которые прячутся в перехваченных нами письмах под вымышленными именами? Надо ли мне рассказывать вам, как часто они устраивают тайные встречи, проводят тайные ритуалы и празднества и даже пользуются тайным языком, чтобы у доверчивых людей, которые воображают себя их друзьями и союзниками, неприметно выпытывать важные сведения? Распадаются даже сословные традиции. В ложах встречаются ремесленник, благородный офицер и буржуазный бумагомаратель. В их круг вхожи уже женщины. Вы можете мне не верить. Я и сам раньше в это не верил. Враги среди нас. Все перевернулось с ног на голову. Наши властители предали нас тем стихиям, которые разложат и нас, и их самих. Теперь вы спросите меня, как такое стало возможным? Мы знаем, что незрелые народы ополчаются против своих властителей. Совсем недавно британский народ в колониях предал своего короля. Но как возможно противоположное? Как может князь, властитель, предать свой народ? Ответ прост. Раньше князья мирились с тем, чтобы их боялись, думая этим укрепить авторитет своей власти. Но как обстоит дело сегодня? Сегодня они хотят, чтобы их любили! Они хотят служить, а не повелевать. Какое заблуждение, скажете вы. Но это так. Но как может отец служить своим детям, Бог — людям, князь — своему народу, если он не повелевает, а рабски заискивает в стремлении обрести любовь тех людей, которых он должен направлять и воспитывать? Разве это не самое дьявольское из всех мыслимых предательств? По счастью, пока очень немногочисленны те, кто пал жертвой этих фатальных заблуждений. Но с каждым днем этих людей становится больше. Самые сокровенные основы нашего мира подвергаются разложению. И в этом месте тоже. — Он поднял руку и широким жестом обвел библиотеку. — В этом месте готовили яд, который должен был способствовать этому разложению, яд, вызывающий болезнь, делающую человека слабым и податливым.

Николай слушал ди Тасси как зачарованный. Снова яд? Что за сведения лежали теперь на столе ди Тасси? Сведения о князьях, поддавшихся слабости? О князьях, вошедших в тайные общества и скрытно готовивших революцию? Он взглянул на карту, где были видны обозначенные места известных нападений. Эта карта была так похожа на карту с его собственными эпидемиологическими изысканиями, что он не мог не смотреть на поджоги карет как на некую своеобразную эпизоотию. Но какая «болезнь» крылась за этим обозначением? Фактически все выглядело так, словно от Нюрнберга по стране распространялись миазмы какой-то страшной заразы, покрывшей сетью мелких точек карту, но не образовавшую никакого отчетливого рисунка, который можно было бы увязать с какой-то схемой. Обозначения имели, однако, все признаки начинающейся эпидемии. Образный язык ди Тасси еще больше укрепил в голове Николая эту связь\ «Разложение», «внутренний распад», «яд». Он и говорил почти как врач, описывающий картину разрушения больного организма. Но Николай не пошел дальше в своих рассуждениях. Ему нельзя позволить ослепить себя. Похож только метод. Но не явления. Кареты поджигают люди, а не болезнетворные невидимые существа. Он снова обратил внимание на советника, который между тем продолжал говорить.