Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир

— Но эта карта рассказывает только о прошлом, не так ли?

— Да, конечно.

— Она не может предсказать будущее?

— Нет.

Она пожала плечами. Николай смотрел на девушку с растущим раздражением.

— Ты заблуждаешься, — сказала она немного погодя. — Природа — это не борьба противоположностей. Она едина. Так же как и мы — нечто единое и к тому же бесконечное.

Николай глубоко вздохнул. К чему этот разговор с безграмотной девушкой? Но ее критика раздразнила его. Он не мог отступить, ибо это было единственное святое для него убеждение.

— В природе, — объяснил он, — существуют только силы и их противодействия. Третьего не дано.

— Нет! — возразила она и спокойно посмотрела на него. — Существует Бог!

Николай замолчал, словно пораженный громом. Направление, которое принял разговор, весьма ему не понравилось. Он отвернулся и наскоро закончил приготовления к путешествию в Альдорф. Однако какой-то шорох привлек его внимание. Он обернулся и увидел, что Магдалена стоит на коленях. Сначала он подумал, что она упала от слабости, но потом понял, что девушка молится. Она стояла на коленях возле стола и, закрыв глаза, тихо произносила какие-то непонятные Николаю слова. Николай недовольно посмотрел на нее, чувствуя себя сбитым с толку ее видом и околдованным ее речами и странными манерами.

Пока они продвигались вперед быстрее, чем он предполагал. Снежный наст оказался крепким, небо ясным, а солнце сияло так сильно, что под двойным слоем одежды им было почти жарко. Но потом Николай понял, что имел в виду курьер, говоря о проклятой ледяной корке. Хотя дорога забирала вверх очень полого, она совершенно обледенела. Им понадобился почти час, чтобы заставить испуганную, то и дело оступавшуюся лошадь — и это несмотря на то, что они обернули тряпками копыта, — добраться до вершины возвышенности. Потом началось поле, которое они пересекли быстрой рысью, но затем им снова пришлось перейти на шаг, когда они углубились в заснеженный лес.

Девушка погрузилась в молчание, и Николай отдался своим мыслям. Чем, собственно, занимается здесь ди Тасси? Он преследует приверженцев некой странной секты, которые поджигают почтовые кареты. Каким-то образом Альдорф был связан с этой сектой. Очевидно, он финансировал этих людей. Или, напротив, он пал их жертвой? Был ли Циннлехнер агентом этих заговорщиков? Это было вполне возможно. Он медленно отравил графа и, мало того, сумел довести его до того, что тот официально передал им свое движимое и недвижимое имущество. Как у аптекаря, у него была благоприятная возможность с помощью ядовитых веществ подчинить себе графа. Он не был бы первым, кто делает своих клиентов больными, чтобы потом за большие деньги или за надежду занять теплое местечко вылечить их. Мог ли Циннлехнер подчинить себе графа с помощью вещества, о действии которого знал только он один? И не заметил ли это в конце концов Зеллинг? Не за это ли его убили?

Да, но, кроме этого, был Максимилиан и его письма из Лейпцига. Юный сын предупреждал графа о каком-то яде. И вот стали умирать люди и гореть почтовые кареты. Альдорф страдал гнилостным распадом легкого, также как и заговорщик, который застрелился у них на глазах. Не был ли прав Максимилиан? Не распространялась ли эпидемия, о которой никто ничего не знал? Даже сами ее жертвы? Лейпциг! Исходным пунктом всех несчастий должен быть Лейпциг. Но ди Тасси собирается ехать не в Лейпциг, а в Байрейт!

Когда это было возможно, Николай давал девушке ехать верхом, а когда заснеженная дорога казалась ему опасной для лошади и всадницы, он снова ссаживал ее на землю. Он поймал себя на том, что ссаживает ее с лошади и снова сажает в седло чаще, чем это было необходимо. Перспектива обнять ее тело и снять ее с лошади, прикоснуться к ее рукам, почувствовать вблизи аромат ее дыхания преисполняла его возвышенными чувствами. Один раз она оступилась и ухватилась за него, чтобы не упасть. Ее лицо оказалось так близко, что он мог бы прикоснуться к нему губами. Одно едва заметное движение… но он пересилил себя. Видимо, она почувствовала его подавленное вожделение, так как, когда он в очередной раз решил посадить ее в седло, она серьезно посмотрела на него и, отрицательно покачав головой, решительно зашагала по глубокому снегу вперед.

Было уже темно, когда они наконец смогли различить на фоне снежного ландшафта мрачное здание замка Альдорф. Чем ближе они подъезжали, тем больше виднелось на снегу лошадиных следов. Они явно были не первыми, кто сегодня отважно сражался с погодой. Когда Николай постучал в ворота, стало совсем темно. Ворота отворил Камецкий. Он окинул девушку взглядом. Она тоже посмотрела на него, но Николаю показалось, что она не узнала этого человека. Напротив, она вела себя так, словно видела Камецкого впервые, так как очень удивилась, когда он спросил, стало ли ей лучше. Видимо, из ее памяти стерлись все следы страшного события в лесу.