Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир

Он повернул голову к окну и посмотрел, что творится на улице. Густая пелена сыпавшихся с неба крупных снежинок закрывала вид. Нет, надо идти домой. Но когда он снова взглянул на девушку, то увидел, что она открыла глаза. Взгляд ее был неподвижен, но она сознательно рассматривала его. Или это только показалось ему? Смотрит ли она на него, или просто он случайно оказался на том месте, куда направлен ее бессмысленный взгляд? Но постепенно до врача дошло, что она видит его. Девушка не спала.

— Ты слышишь меня? — тихо спросил он.

В ответ веки ее едва заметно дрогнули. Он улыбнулся, протянул руку и нащупал пульс больной.

— Ты очень долго спала, — сказал он, — но сон — лучший лекарь.

Пульс оказался нормальным. Тревожил только жар, который ощутил Николай. Есть ли у нее лихорадка? Или это от него самого пышет жаром? Он отпустил руку девушки. Нет, он не в состоянии лечить эту девушку, при каждом прикосновении кровь бросается ему в голову, а сердце начинает выскакивать из груди.

— Как тебя зовут? — спросил он наконец.

Взгляд ее снова был направлен на него. Даже то, как она смотрела, уже возбуждало его и выводило из душевного равновесия. Это лицо! Он попытался улыбнуться. Но мимические мышцы не подчинились ему. Кроме того, он не мог отделаться от чувства, что девушка прекрасно понимает, что с ним сейчас происходит. Она в ясном сознании — пронзила его мысль — и так пристально смотрит на меня, потому что узнает.

Но в этот момент девушка вдруг закрыла глаза и отвернулась в сторону.

— Мы нашли тебя в лесу, здесь, недалеко от Нюрнберга, — снова заговорил Николай. — Ты шла в Ансбах, не так ли? Было именно так. Ты шла в Ансбах и в лесу сбилась с пути. Так?

Пока он говорил, она опять открыла глаза и повернула, голову к нему.

— Магдалена, — вдруг сказала она. — Меня зовут Магдалена.

Звук его голоса поразил его больше, чем тот факт, что она говорила по-французски. Как долго она молчала. За истекшие три дня это были первые слова, произнесенные ее устами. Но голос, хотя девушка говорила тихо, был ясным и твердым.

— Магдалена, — повторил Николай, тоже перейдя на французский. — Прекрасное имя. Краса нашего Владыки.

Она удивленно вскинула бровь.

— Вашего владыки?

— Le Seigneur de nous tous, — добавил он тоном, в котором не было и следа убежденности.

Владыка всех нас, Господь.

Девушка внимательно посмотрела на него. На какое-то мгновение глаза ее стали холодны как лед.

— Я хочу пить, — произнесла она затем, внезапно перейдя на немецкий.

Николай поднялся и взял глиняный кувшин, стоявший на столе посреди комнаты. Он снял с кувшина крышку, налил в чашку воды и вернулся к кровати. Не отрывая от врача взгляда, девушка одним глотком осушила чашку. Потом она заговорила:

— Кто ты? Священник?

Николай энергично покачал головой:

— Нет, нет. Но почему ты так подумала?

Было странно, что она обратилась к нему на «ты». Было что-то неприличное в такой доверительности. Николай почувствовал себя неуверенно, хотя такое обращение было ему приятно.

— Я врач, — сказал он. — Когда тебя нашли в лесу без сознания, позвали меня, чтобы я оказал тебе помощь, и с тех пор я лечу тебя.

Девушка ничего не ответила. Вместо этого она протянула ему пустую чашку. Он снова наполнил ее водой, подал больной и смотрел, как жадно она пьет. Должно быть, у нее все же есть лихорадка, заключил он. И она ни в коем случае не крестьянка. Об этом говорили ухоженные руки. Никаких следов крестьянской работы. На ногтях нет ни одной трещины, кончики пальцев не исколоты иглами. В речи девушки не было никаких следов франконского диалекта, в котором он не понимал ни единого слова. Зато больная бегло говорила на классическом французском языке и на мелодичном южнонемецком диалекте. По тем коротким фразам, которые она сейчас произнесла, он не мог судить, какой из двух языков является для нее родным.

— Врач? — произнесла она наконец. Слово сорвалось с ее уст так, словно она ради забавы попыталась проговорить любопытный, но совершенно пустой и бесполезный звук. Немного помолчав, она добавила: — Какой сегодня день?

— Сегодня четверг, — ответил Николай.

— Четверг?

— Да, четверг, восемнадцатое декабря.

Она сделала еще один глоток воды, протянула Николаю пустую чашку и опустила голову на подушку. Николай беспомощно смотрел на девушку, не зная, что говорить дальше. Девушка излучала внутренний свет, который приводил Николая во все большее волнение, с которым ему было трудно справиться. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы обуздать свой взгляд. Ни разу в жизни его так не волновало женское тело. Как ни старался он сосредоточиться на лице девушки, как ни пытался он остановить на нем свой взгляд, краем глаза Николай видел только одно — вырисовывавшуюся под простыней женскую грудь. Взгляд его мучительно притягивача нежная шея, он видел все это даже тогда, когда не отрываясь смотрел на ее руки. Стоило ему закрыть глаза, как перед внутренним взором начинали живо разыгрываться сцены памятной ночи, когда он созерцал ее обнаженное тело во всей его несравненной красоте.