Оливер Пёцш - Крепость королей. Расплата

Ульрих кивнул, и по лицу его скользнула улыбка.

— Ты славный малый, Матис. В тебе все задатки будущего фельдфебеля. С такой головой на плечах далеко пойдешь.

Он тихо рассмеялся и неожиданно закашлялся кровью.

— Вот так трудишься всю жизнь над орудиями, а потом — раз, и тебя режет какой-то подлец… Но смерть есть смерть.

— Ульрих, не говори так!

По щекам Матиса катились слезы. Чувство было такое, словно он за какой-то год второй раз потерял отца.

— И… вот еще что… — выдавил Ульрих. — Это… связано с тем кольцом и сновидениями, которые мучают Агнес. Мне… давно следовало… рассказать. Ну… теперь, видимо, слишком поздно… Ооох, больно-то как!

Ульрих неожиданно потянулся к кинжалу в груди, обхватил рукоять, немного помедлил, а потом резким движением выдернул клинок из раны. Хлынула кровь, орудийщик тихо застонал. Наконец он завалился набок, и глаза его закатились.

— Господи, нет! Так… так нельзя!

Матис склонился над Ульрихом, но жизнь покинула старого солдата. На лице его читалось умиротворение, смерть не оставила на нем и следа боли или скорби. Юноша дрожащей рукой закрыл мертвецу глаза.

— Из глубины взываю к тебе, Господи, услышь голос мой… Да будут уши твои внимательны к голосу молений моих…

Услышав за спиной успокаивающий голос Мельхиора, Матис присоединился к древней молитве. При Агнес он часто ругал церковь и Папу, но теперь торжественные слова придали ему сил, помогли в минуту отчаяния.

— …покойся с миром. Аминь.

Когда они закончили, Матис почувствовал себя немного лучше. Мельхиор склонился над ним и ощупал сломанное древко стрелы, торчащей из его бедра.

— Рана неглубокая, но ее нужно скорее обработать, иначе она воспалится. Кроме того, вам нельзя оставаться в мокрой одежде.

Только теперь Матис снова ощутил холод. Второй раз за день он нырял в ледяную воду. Поеживаясь, юноша стянул с себя рубаху. Мельхиор протянул ему свой плащ.

— Я разведу огонь и посмотрю, нет ли в доме целебных трав, — сказал менестрель успокаивающим голосом. — Правда, с рассветом, пока не появятся первые путники, нам придется уйти.

Матис молча кивнул, слишком слабый, чтобы ответить.

— Что, интересно, ваш Райхарт хотел сказать перед смертью? — задумчиво спросил Мельхиор. — Это как-то связано с Агнес и ее сновидениями.

— Что бы то ни было, рассказать он это сможет одному лишь Творцу, — выдавил Матис и закутался в плащ.

Не дождавшись иного ответа, менестрель направился к двери.

— И вот еще! — крикнул Матис ему вслед. — Тот зверь на плече у их главаря, кто это? Он походил на какого-то… демона.

Мельхиор обернулся, и губы его растянулись в тонкой улыбке.

— Он не может ни колдовать, ни изрыгать пламя, если вы об этом. Это обезьяна. На Сицилии и в Испании таких довольно много. Вообще-то они родом из Африки. Артисты и всевозможные шарлатаны любят выступать с ними по базарам.

— Обезь… яна, — Матис посмаковал незнакомое слово и в который раз осознал, до чего глухо они жили среди лесов Васгау. В мире существовало столько вещей, которых он и во сне увидеть не чаял…

Измотанный, он смотрел, как Мельхиор вытаскивал мертвых наружу и раздувал угли в камине. До сих пор Матис считал менестреля забавным и чересчур мечтательным. Но теперь, когда увидел его в бою, даже проникся к нему уважением. Мельхиор оказался опытным бойцом, да и вообще производил впечатление бывалого человека. Вероятно, он единственный, кто мог теперь спасти Агнес.

Когда огонь разгорелся, Мельхиор вышел за дверь. Через некоторое время он вернулся, весьма довольный. В руке у него покачивался пучок засушенных трав.

— Вот, нашел в сарае возле трактира. Тысячелистник, подорожник и окопник. Сушились там с прошлого лета. — Бард выдержал паузу и подмигнул Матису. — И я еще кое-что нашел. Двух лошадей. Не благородные жеребцы, зато совершенно бесплатно. Трактирщику они уже вряд ли понадобятся, — он мрачно улыбнулся и поправил перевязь. — Эти мерзавцы еще пожалеют, что связались со франконским бардом и рыцарем.

Дворец в Толедо, 22 апреля 1525 года от Рождества Христова

Погруженный в раздумья над картами, императорскими указами и еще не подписанными распоряжениями, Карл V сидел за большим письменным столом в зале для аудиенций и пытался сосредоточиться на делах своей обширной империи. Кайзер со стоном потер виски. Как обычно, его мучила слабая мигрень, геморрой отзывался болью при каждом движении, так что императора охватывал ужас при мысли о предстоящей поездке в один из многочисленных дворцов и резиденций. Но Карл научился не обращать внимания на собственные страдания. Все-таки сам Господь избрал его вершить судьбы мира. А с тех пор как Франциск I оказался в плену, не осталось никого, кто мог бы оспорить эту его роль.