Оливер Пёцш - Крепость королей. Расплата

— Понимаю, это нелегко осознать, но порой от одной-единственной жизни зависит благополучие целого Рейха. Что важнее? — Мельхиор устремил взгляд вдаль, где над полями кружили две хищные птицы. Наконец лжеменестрель снова повернулся к Агнес. — Я уже говорил, что юный, неискушенный Карл непрочно сидит на троне, и немало немецких курфюрстов с радостью от него избавились бы. По крайней мере, в этом я не солгал. Можете себе представить, что случилось бы, попади вы к королю Франциску с кольцом и завещанием?

— Даже думать об этом не хочу.

— Это привело бы к разрушительной войне, — бодро продолжал Мельхиор. — Сразу после освобождения король Франциск взял бы вас в жены. Союз с наследницей Гогенштауфенов, возможно, привлек бы на его сторону часть курфюрстов, особенно если король заполучил бы святое копье. Немцы ведь так охочи до символов и души не чают в Гогенштауфенах… Их считают последними великими кайзерами, которые рождались в Священной Римской империи.

— Благодарю, фон Таннинген. Теперь я могу умереть спокойно.

До сих пор Матис молча ехал рядом. Теперь он с пренебрежением смотрел на мнимого менестреля.

— Всегда мечтал отдать жизнь за кайзера, который заставляет своих подданных голодать и жить в нищете, — процедил юноша и с презрением сплюнул перед Мельхиором.

Тот снова вздохнул, потом посмотрел вперед, где ехал граф Шарфенек.

— Поверьте, мастер Виленбах, будь моя воля, то вас по крайней мере я бы отпустил, — обратился он шепотом к Матису. — Я к вам хорошо отношусь. Почему я, по-вашему, помог вам сбежать из осажденного замка? Почему выхаживал вас, когда вы лежали с тяжелой лихорадкой?

— Потому что думали, что я вам еще пригожусь? — с горечью отозвался Матис.

Мельхиор улыбнулся.

— Хорошо, признаю́, что действовал не совсем бескорыстно. Но мое расположение к вам вовсе не показное! — Он кивнул вперед. — К сожалению, мне пришлось в итоге сговориться с этим сумасшедшим убийцей. Когда крестьяне уволокли Агнес в крепость, ничего другого мне просто не оставалось… — Он покачал головой. — Супруг вам и вправду достался прескверный, сударыня. Да еще эта история с его сокровищами! Он попросту одержим.

— По мне, так вы отлично друг другу подходите, — ответила Агнес. — Сумасшедший и бессовестный наемный убийца. Когда меня не станет, можете пожениться. Благословляю вас.

Она ударила лошадь пятками, и та прибавила шагу. Матис догнал ее. Ландскнехты не сводили с него глаз и всегда держались поблизости.

— Агнес, что ты такое говоришь? — спросил юноша вполголоса. — Нельзя сдаваться, никогда.

— А что ты предлагаешь делать? Надеяться, что мой муж нас простит и хорошего дня пожелает?

Матис понизил голос настолько, что Агнес теперь с трудом разбирала слова.

— Утром, еще в парадном зале, я стянул у мертвого крестьянина кинжал, — шептал он. — Он спрятан у меня в голенище сапога. Глупые ландскнехты не заметили его, когда обыскивали меня, и теперь думают, что я хромаю.

Матис улыбнулся украдкой. Краем глаза он следил за солдатами, те переговаривались и громко смеялись.

— Когда будем в Шпейере, я незаметно разрежу веревки, и мы попробуем сбежать. В городской суматохе легко можно затеряться.

У Агнес подскочило сердце. На горизонте снова блеснул слабый лучик надежды — слишком робкий, чтобы вселить уверенность.

— А если нас все равно поймают? — спросила она с сомнением.

Матис злобно сверкнул глазами.

— Тогда я хоть графу горло перережу. Твой супруг, во всяком случае, не увидит моей смерти. Такой радости я ему не доставлю.

Он мрачно уставился в лесную чащу, что справа и слева сжимала дорогу.

Шпейер,

27 июня 1525 года от Рождества Христова

До Шпейера они добрались вечером следующего дня. Ночь провели в убогой деревенской таверне. Там Матис узнал наконец, что с крестьянскими армиями в Пфальце было покончено. Всего несколько дней назад курфюршеские солдаты в далеком Пфеддерсхайме вырезали или сожгли тысячи мятежников. С тех пор вдоль Рейна царило кладбищенское спокойствие.

Матис с Агнес тоже чувствовали приближение конца. По дороге за ними постоянно присматривал кто-то из ландскнехтов, так что о побеге нечего было и думать.

Когда путники подъехали наконец к Шпейеру, сгустились сумерки и городские ворота были уже заперты. Но хватило и резкого окрика графа, чтобы их отворили еще раз. Стражники с недоверием оглядели необычную компанию, но от лишних вопросов воздержались.