Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

– Фантомные отряды! Много я всякого повидал, но такого, признаться, ещё не доводилось, хотя и слышал о подобных фокусах.

Вернувшись в лагерь, генерал первым делом объяснился с комиссаром. Взаимоотношения этих столь разных людей не переставали удивлять Лукова: они то вели себя, как непримиримые враги, то будто бы заключали временный союз для совместных действий, то снова вступали в конфликт. Вот и на этот раз комиссару сильно досталось от раздражённого начальника за потушенный костёр. Однако Лаптев с абсолютным внешним равнодушием воспринял свой арест и обещание генерала отдать его под трибунал сразу по прибытию в Ташкент.

Впрочем, до Ташкента ещё надо было добраться. Пока же они всё ещё не могли тронуться в путь. Несчастный купец был очень плох, он постоянно бредил. Дорога доставила бы ему невыносимые страдания. Конечно, можно было оставить его на попечение хозяина кочевья, а самим немедленно уходить, пока не стало слишком поздно. Луков ожидал, что Вильмонт так и поступит, ведь почти такая же история уже однажды с ними случилась, ведь не смогло его задержать исчезновение второго самолёта экспедиции.

Но в этот раз генерал отчего-то медлил. Он сидел подле мечущегося в бреду купца и вид у него был крайне озабоченный. Создавалось впечатление, что он не понимает что произошло, и пытается найти для себя объяснение случившемуся. Луков и сам не мог понять, куда ранен несчастный. Крови он не видел. При этом у караванщика были какие-то странные симптомы: живот его страшно раздулся, всё тело его сотрясали сильные судороги, он сильно потел и периодически из него извергалась какая-то тёмная слизь с резким отвратительным запахом.

– Что с ним?

Генерал неуверенно повёл подбородком.

– Возможно отравление…

Вильмонт скупо поведал, как было дело: когда они пришли к басмачам, их попытались разоружить и связать, но караванщик заговорил с командиром пикета и всё изменилось. Они быстро нашли общих знакомых и враждебная настороженность исчезла! Оказалось караванщик и бандитский десятник чуть ли не дальние родственники! Увесистый мешочек с позвякивающим содержимым ещё больше расположил к ним басмача. Тот даже поднёс им по пиале кумыса.

– Правда, я пить не стал, так лишь для виду подносил чашку к губам, а Вардан не мог не уважить родню. Мы только начали разговор, когда он вдруг пошатнулся, скривился, словно от сильной боли.

На глазах ничего не понимающего генерала и басмаческого командира караванщик резко согнулся, схватился руками за живот и со стоном повалился на землю, а вскоре потерял сознание.

– Вы думаете, в кумысе был яд? Но зачем им вас травить?

Генерал снова пожал плечами.

– Я сам ничего не понимаю… Это могло произойти и раньше, например, когда мы ели плов. Да и вообще, это может быть апоплексический удар, прободение язвы желудка или даже аппендицит. Слуг Вардана сказал мне, что в последнее время его хозяин жаловался на частые боли в животе и плохой стул.

Йод и бинты у экспедиции имелись, а вот каких-то медикаментов, чтобы облегчить мучения несчастного не было. Генерал пошёл в поле, чтобы собрать нужные ему травы. Вернувшись, он попросил у хозяйки нужные ему ингредиенты, и сам приготовил какой-то отвар. Через некоторое время после того как умирающий сделал несколько глотков его искажённое муками лицо разгладилось, на нём появилось выражение умиротворённости. Несчастный ненадолго пришёл в себя, и смог дать слугам последние распоряжения насчёт грузов, а также надиктовать прощальное письмо своей семьи, после чего заснул мирным сном. На его измученном лице появилась кроткая улыбка.

Купец скончался через два с половиной часа. Теперь можно было уходить. Но время оказалось упущено. Подошли основные силы банды и сомкнули кольцо окружения. Только опустившийся на землю туман отсрочил развязку, но с первыми лучами солнца всё должны было закончиться. А пока степь наполнилась визгом винтовочных пуль и фырканьем берданочных патронов. Были слышны гортанные крики врагов, Вскоре в лагере экспедиции появился новый раненный – матрос конвойной команды, которому пулей начисто срезало правое ухо. Генерал сам перевязал паренька.

Иногда, пелена тумана внезапно рвалась, и из неё выскакивал всадник – бравируя своей отвагой и удалью, смельчак-джигит подносился на своём злом полудиком скакуне к самому лагерю, гарцевал, призывая «урусов» попробовать выбить его из седла. Но по приказу начальника ответный огонь никто не открывал, – надо было беречь патроны для боя.