Олечка повернула на право, Сергей уже ожидал услышать «Днепровская» или «Днепровая», но услышал другое.
— Потемкина, нам аж туда, почти в конец.
Кабинет Александра Александровича был не совсем кабинет. С начала, когда будущий целитель только начинал свою практику, он в доме местного аптекаря, Соломона Яковлевича, снял, за баснословную суму, небольшую комнатку. Дело себя окупало, а со старым аптекарем у них завязались приятельские отношения. Еще-бы, такой клиент под боком! И вскоре, познакомив молодого врача со своими поставщиками, Соломон Яковлевич предложил:
— Купи у меня дом, я уже не хочу этим заниматься, и думаю поехать доживать свой век в Одессу, к сыну, он там в таможне, в порту служит. А ты здесь, со своими помощниками больничку сделаешь, не большую, но все-же! Да и аптеку мою себе заберешь! — ох уж эта манера уговаривать!
Но представитель рода Моисеева знал о чем говорил, так и получилось что кабинет стал целой больницей и аптекой по совместительству, ну а дальнейшее развитие этой истории уже известно.
— Заходи, я книги счетные посмотрю, и мы в порт отправимся. — Олечка открыла дверь своим ключом.
Сергей зашел и осмотрелся, белые стены узкого коридора, невысокий, тоже белый потолок, еще одна дверь. Ее открыли без ключа, такая-же белая как коридор комната, стол, кушетка под высоким и узким окном, в углу стеклянный шкафчик с пузырьками и бутылочками, слева еще одна дверь. Снаружи раздались голоса, Олечка подошла к столу, и достала две большие книги, села за стол, достала перо, чернильницу и лист бумаги, открыла одну из книг, полистала.
Сергей осторожно присел на кушетку, и посмотрел на девушку. Она сидела наклонившись над книгой, листала ее, что-то записывала на листке, посмотрела во вторую, сделала запись в первой. Солнце падало сквозь стекло косым лучом на ее личико, круглые щечки подобно спелым, наливным яблокам, а губки что-то беззвучно шепчут, маленькие, кажется, сахарные пальчики шуршат бумагой, и даже этот наряд, состоящий из простого, зеленого платья и ленточки, светло голубого цвета, в ее рыженьких волосах казалось переняли всю прелесть юного очарования. Сергей сглотнул слюну, и понял, что его ноги так и порываются поднять тело, и подвести к столу, за которым сидит Олечка, а губы непроизвольно, тихонько шевелятся, как будто совершая поцелуй.
Стуча каблуками по деревянным доскам в кабинет вошли двое, в серых халатах до колен, и с деревенскими фуражками на головах. Их можно было назвать близнецами, оба крепкие, с длинными руками, с круглыми головами и широкими лицами, над которым выступал тяжелый лоб. Выражение лиц у обоих было до нельзя простецкое, и принять их скорее можно было за пастухов, нежели за лекарей.
— Сударыня, доброго дня! — голоса были одинаковы, и что пришельцы говорили хором понять нельзя было.
— Доброго дня! — Олечка оторвалась от книг и улыбнулась мужчинам, Сергея-же их появление оторвало от мыслей. — Остап, Мирон, это Сергей Александрович Глов. — девушка представила юношу мужчинам, а Сергей встал на ноги.
После сказанных слов у мужчин лица засияли от радости, они бросились к юноше и горячо, поочередно жали ему руки, говоря:
— Как батюшка? Почему не наведывается? Как вам Александровск? Давно ли здесь? — сыпали наперебой вопросами.
— Ну, полно, не наседайте. — засмеялась Олечка, мужчины посмотрели на нее, потом на Сергея, отступили на шаг назад, а потом один сказал.
— Вы знаете, мы питаем глубочайшее уважение к родителю вашему, и считаем великим счастьем то, что наши пути пересеклись, он обучил нас своему великому ремеслу, чем наделил нас возможностью помогать людям.
У Сергея, как ему показалось, челюсть отвисла, он не ожидал услышать от этого человека такие слова, и пребывал в легком замешательстве, но тут-же смекнул, что это результат общения этих людей с его отцом, человеком с прекрасным образованием.
— Отец всегда лестно отзывается о вас, — достаточно быстро нашелся с ответом юноша. — и довольно часто вспоминает. И, здается, что прошлой зимой звал вас погостить к нам в Москву, да и предыдущей, и до этого. — начал вспоминать он.
— Все так, — закивал один. — только прошу простить меня, не можем мы их бросить, роды, зубы, переломы, сгинут они без нас. А учеников годных не сыскать нынче, два десятка человек! — он поднял указательный палец правой вверх, выше головы. — Пробовались! И ни один не годится, то ленивый, а то дурной, прости господи. — и он перекрестился.
Читать дальше