Эрик Вальц - Тайна древнего замка

Но весь ужас ситуации я поняла, лишь когда вернулась в свою комнату и села перед зеркалом. Я была одна. Впервые в жизни не было никого, кто помог бы мне. Всего за полгода я стала совершенно одинока. Мой отец убит, мать стала моим врагом, и даже мой муж готов был пойти против меня, пусть и не без причины, как я вынуждена была признать. Бальдур никогда не вдохновлял меня, не поддерживал меня, не давал мне советов, но я вдруг осознала, что он был чем-то вроде стены за моей спиной, стены, на которую я хоть и не опиралась, но все же чувствовала, что она есть, и это успокаивало меня. А теперь и Бальдура нет рядом.

Бильгильдис, моя кормилица, заботившаяся обо мне с самого детства, уехала из замка по приказу Эстульфа. Даже троих моих «Ф» у меня забрали, и только их мрачное пение осталось мне, речитатив, каждый вечер звучащий в нашем замке:

Но я вынесла бы все эти потери, если бы Мальвин остался со мною. Он пришел в мою жизнь и принес в нее чувства, которые я раньше не могла ни испытывать, ни принимать. Я поняла, что для меня намного важнее дарить любовь, чем получать ее. Мальвину нужна была я – я! Он хотел меня. Ему нужна была моя любовь, а для меня самым лучшим было эту любовь дарить. Для меня это было важнее брачных обетов, веры в заповеди, покоя души моей после смерти и сохранения моей чести при жизни. После того, как Мальвин уехал, я будто бы очутилась в комнате без стен, а сегодня я поняла, что эта комната со всех сторон окружена пропастями.

Кара – последняя, кто остался у меня, кроме разве что вот уже шесть месяцев растущего в моем чреве ребенка. Какая причудливая насмешка судьбы: те, что должны быть мне ближе всех, далеки от меня, а моей подругой стала женщина, попавшая сюда из далекой страны, страны, чей народ воюет с моими соплеменниками. Кара сразу понравилась мне, но по вполне понятным причинам она долгое время не хотела сближаться со мной. Она была осторожна и подозрительна, как, впрочем, и любой был бы в ее положении. Но и она поняла, что между нами есть связь, которую я называю «духовным родством».

К счастью, чем морознее становилась зима, тем больше оттаивало сердце Кары. Она согласилась проводить со мной по часу в день, словно хотела посмотреть, к чему это может привести. Я принесла ей игральные кости, она же отблагодарила меня, сделав из тряпичной бумаги карты. Так мы отгоняли скуку, подкрадывавшуюся ко всем в это холодное время года. Час в день вскоре превратился в два часа, а потом и в целый вечер. Я знаю о ней и Бальдуре, но молчу об этом, делая вид, что меня это не касается. В конце концов, мне тоже когда-то нравился Бальдур, а так как – я уже не раз писала это – существует это «духовное родство» между мною и Карой, неудивительно, что ей нравится Бальдур. А что до моего мужа… Несложно ощутить влечение к такой девушке, как Кара. Мой отец тоже был сражен ее красотою настолько, что похитил ее, как некогда Парис украл возлюбленную свою, прекраснейшую Елену.

И вдруг ее лицо возникло рядом с моим в зеркале.

– Кара. Пресвятая Богородица, как ты меня напугала! Я не слышала, как ты вошла. А еще я думала, что заперла дверь.

– Вы так и сделали. Я была тут до вашего прихода, сидела вон там, на стуле в темном углу, и ждала вас.

– И стражники пропустили тебя?

– Они знают, что я стану кормилицей вашего ребенка. Мне не следовало ждать вас здесь?

– Нет-нет, просто… Мне кажется, эти стражники представляют для меня угрозу, а вовсе не защищают меня. Они не выполняют мои приказы, впускают ко мне кого попало. Они подчиняются Эстульфу, моему недругу – и твоему, кстати, тоже. Но вообще, конечно же, тебе можно ждать меня здесь. Я рада твоему визиту. Знаешь, сейчас я рада тебе больше, чем когда бы то ни было.

Кара поняла, что на этот раз играми мне не помочь, и убрала карты. Мое подавленное настроение сменилось ощущением полной безнадежности, и я начала рассказывать о прошлом, как старики, бывает, говорят о старых-добрых деньках своей молодости. Я вспоминала, как водила хороводы с Гаретом, Гербертом и Геральдом вокруг моего отца; как бросала камешки в стоявшую в пяти шагах от меня миску – отец улыбался всякий раз, когда мне удавалось попасть в цель. Вспоминала его рот – как папа смеялся! Вспоминала слезы на его глазах в день моей свадьбы с Бальдуром.

Я вспоминала многое.

К тому моменту, как я рассказала все это Каре, в комнате уже сгустились сумерки и наши отражения в зеркале превратились в смутные, но удивительно похожие друг на друга очертания.