Эрик Вальц - Тайна древнего замка

– Графам не каждый день перерезают горло, викарий. Но сама по себе чудовищность этого преступления не объясняет интерес к смерти графа Агапета. Все дело в том, что убийца так и не был найден. По герцогству ползут разнообразнейшие слухи: сам архангел Гавриил наслал этого убийцу; в замок пробрался леший; Агапета убил подосланный мной наемник…

– Полагаю, – отважился вмешаться я, – на подобные глупости можно просто не обращать внимания.

– Да, но можем ли мы игнорировать тот факт, что люди подозревают Бальдура в убийстве его тестя? Не то чтобы имя Бальдура кто-то называл в открытую, но подобные мысли уже начали приходить солдатам в голову. Клэр, Бальдур, Эстульф, Элисия, леший или демон, кто бы это ни был, кто-то убил Агапета, и люди знают об этом. Говорят, убийцу обуяли бесы. Может, это и глупости, а может, и нет. Я знаю лишь, что не стоит ставить во главе войска человека, который то ли по собственной воле, то ли под влиянием Сатаны убил своего свекра. Пока с Бальдура не сняли обвинения в убийстве, я не могу сделать его своим полководцем, более того, я вообще не могу принять его на службу. Это вызвало бы тревогу в сердцах людей и ослабило бы боевой дух войска. Мы ведь сражаемся за Господа нашего, мы ведем борьбу с язычниками. Я не могу назначить Бальдура графом вместо Эстульфа, сейчас это слишком рискованно. Если Бальдур все-таки окажется виновен в этом преступлении или если Эстульф доберется до кое-каких писем… Вы, случайно, не знаете, о чем я говорю?

Я знал. Герцог имел в виду свои письма Агапету, в которых он просил поддержки графа на случай войны с королем.

Я медлил лишь мгновение. Но не слишком ли долго? Не знаю… Герцог внимательно смотрел на меня.

– Нет, ваша светлость. Письма? От кого и кому?

Бурхард неопределенно повел рукой.

– Это неважно. Возможно, Эстульф сумеет серьезно навредить мне, если я лишу его власти, вот и все. Но если он состоял в любовных отношениях с чужой женой, которая к тому же нарушила священную клятву, то… Как бы то ни было, если я хочу сделать Бальдура графом Брейзаха, то я должен быть уверен в том, что не пожалею об этом решении. По этой причине вам придется возобновить расследование убийства Агапета, а также провести судебный процесс в связи с возможным прелюбодеянием и клятвопреступничеством графини.

Герцогу было совершенно все равно, кто убил Агапета. Главное, чтобы это сделал не Бальдур. Я должен был принести ему голову убийцы. Голову или головы…

Чтобы воодушевить меня, Бурхард сказал:

– Я собрал совет, которому предстоит заняться составлением свода законов для нашего королевства. И я думал о том, чтобы сделать вас, Мальвин из Бирнау, главой этого совета. Первое заседание по поводу свода законов состоится через месяц – оно будет закрытым, конечно же. Если вы к тому времени справитесь с поставленной перед вами задачей, я буду вам очень благодарен, вы понимаете… Моя власть крепнет, а значит, мне нужно все больше советников. Но если вы не найдете убийцу как можно скорее… что ж, это было бы весьма прискорбно.

Несколько месяцев назад я писал свои рассуждения о том, что истина, а значит, и мораль, могут быть связаны с религией или судебной системой, но не имеют никакого отношения к любви. Теперь же я понял, что никакого отношения они не имеют и к политике. Впрочем, в определенном смысле любовь и политика, любовь и власть чем-то схожи. Ни в одном, ни в другом не нужно ни истины, ни морали. И любовь, и власть самодостаточны, и тот, кто стремится к ним, меняется, утрачивает часть себя. Те ограничения, которые ты раньше накладывал на себя, вдруг оказываются совершенно неважными, как и ограничения, которые накладываются на тебя извне – в том числе и обществом, и Богом. Тот, кем завладела любовь, настолько опьянен ею, что он утрачивает контроль над своими мыслями. С тем же, кем движет воля к власти, может случиться то же самое. В этом смысле мы с герцогом единомышленники.

Его приказ вернуться в замок Агапидов стал для меня тем самым знамением, которого я ждал и боялся. И знамение это означало, что я увижу Элисию и больше не оставлю ее, чего бы мне это ни стоило.

Я привык судить людей, но в последнее время все чаще мне приходится думать о собственной вине. День за днем я оцениваю действия подозреваемых, проливаю свет на тайные поступки и проступки людей, я вижу их прошлое и возрождаю мысли о нем в настоящем, чтобы в сознании своем, точно в зеркале, узреть деяния виновных в преступлениях. И я уже сейчас чувствую на себе груз вины оттого, что я готов наплевать на истину и мораль ради любви, как плюют на них ради власти герцог и ему подобные. Я проиграл эту битву, которую уже много месяцев вел сам с собой, и я даже не жалею о том, что проиграл. Да, я испытываю жалость, но истинна ли она? Или это всего лишь попытка успокоить мою совесть? Я принял решение, которое повлияет на жизнь целой семьи, и когда я говорю о жизни, то использую это словно буквально.