Александр Харонов - Термидор Андрея Кузнецова

***

Банкет на открытом воздухе затянулся до глубокой ночи. Как и ожидал Матвей, на этой вакханалии присутствовало человек шестьдесят, можно сказать вся верхушка края. Здесь были сплошь руководители партийных органов, Восточно-Сибирского совнаркома, промышленных предприятий, Иркутского военного гарнизона. Среди знакомых лиц Матвей отметил Зирина, Устюгова, председателя коммуны Илларионова. Были и другие непонятные личности, не относящиеся к руководству края.

Банкет начался с поднятия тостов за здоровье товарища Троцкого, за победу Мировой Революции. Но уже через минут двадцать после начала, Мировая Революция была забыта, и во главу угла встал товарищ Горовой, которого называли отцом, вождём, покровителем и пели ему такие дифирамбы, что Матвею порой хотелось заткнуть уши и бежать подальше отсюда, чтобы не слышать эту приторную, постыдную лесть. Сам же Горовой просто светился от счастья, когда слышал очередные слащавые восхваления. Тот самый личный фотограф трудился во всю, только успевая щёлкать затвором фотоаппарата и менять кассеты фотоплёнки.

Стол ломился от кулинарных изысков, по сравнению с которыми утренний завтрак казался жалкой пародией на еду. Обслуживали банкет около десятка официантов, без устали снующих туда-сюда то с новыми закусками, то с пустыми бутылками. Водка лилось рекой, и через пару часов этого пиршества опьяневшая бюрократия, насытившись «хлебом», возжелала «зрелищ». Зазвучала весёлая музыка. Невесть откуда появились полуголые девицы. Выскочив на импровизированную сцену, начали танцевать, высоко задирая ноги и изображая подобие канкана. Разгорячённые зрители, дыша парами алкоголя, приходили в неистовство, когда очередная девица, задрав ногу, открывала взору едва прикрытое сокровенное место.

После неистовства танца, банкет продолжился, но уже с участием танцовщиц и других барышень, которые заполонили своими откровенными нарядами банкетную лужайку. Водка опять полилась рекой, опять зазвучали тосты в честь Горового. Дальнейшее действо банкета переросло в откровенный разврат, то там, то здесь слышался женский визг, хохот, чьё-то фырканье и рычание. Бегали полуголые девицы, за ними гонялись пьяные в дым руководители, падали, блевали, засыпали здесь же на траве.

Надо отдать должное, но эти этапы банкета уже не фиксировались фотографом для будущего музея Мировой Революции. Уже ближе к рассвету гости постепенно расползлись по гостевым домикам. Тех, кто не смог, уносила прислуга и телохранители. Женская «гвардия» под руководством той самой Марьяны была собрана вместе, посажена в автобус и вывезена с территории резиденции. За всё время банкета Матвей так и не пообщался ни с Устюговым, ни с Илларионовым.

***

В коммуну Матвей вернулся только в субботу. Всю пятницу он провёл в загородной резиденции. С Горовым уже не виделся, поговорил с Зириным, который приказал Синцову возвращаться в коммуну и продолжать выполнять командировочное задание, все дальнейшие инструкции он должен был получить позже.

Председатель коммуны вёл себя как ни в чём не бывало, ни жестом, ни словом не обмолвился о банкете. Отношение Илларионова к Матвею тоже никак не изменилось, как догадался Матвей, это была обычная практика конспирации. На рабочих местах все вели себя как истинные коммунисты, все силы отдающие приближению Мировой Революции. В резиденции Горового всё менялось, там местная элита сбрасывала свои маски и становилась тем, чем была всегда – махровой советской бюрократией.

Матвей старался понять, имеют ли эти новые советские бюрократы прямое отношение к заговору, которым руководит Горовой, но так и не пришёл к однозначному ответу. То, что зажравшиеся чиновники держатся за власть любой ценой, пускаясь во все тяжкие, было одно, и характеризовало их как перерожденцев. Но вот участвовали ли они в планировании убийств, как, например, тот же Горовой или Зирин, Матвей достоверно сказать не мог. Впрочем, перерождение уже считалось страшным предательством делу Мировой Революции и каралось самым жёстким способом, вплоть до высшей меры. Возможно, страх и ожидание этой неминуемой расплаты, заставляли местную элиту учинять такие вакханалии, чтобы хоть на время забыться в угаре опьянения и разврата.

В эту же субботу Матвей попытался объясниться с Устюговым. Но тот от разговора увильнул, сказав, что, мол, извини, так надо было, служба. И добавил, что такие разговоры у них вести не принято, а так как Матвей теперь один из них, то на него это правило распространяется в не меньшей степени.