Виктория Дьякова - Фарфоровый бес

– Но где же представлять? – смутился неожиданным поворотом Борис. – Надо переходить в другой зал.

– А для чего? – сообразил скорый на решения Бурцев. – А ну-ка, молодцы, – он подозвал к себе трех лакеев в зеленых ливреях и напудренных париках, – клади свои плошки и подходи ко мне! Перенесем стол поближе к окнам.

– Да, конечно, – обрадовался Четвертинский. – Мы и сами можем это сделать! – он поспешил на помощь Бурцеву. Его примеру последовали еще человек шесть офицеров.

– Гляди, щи не урони! – веселился Бурцев. Под его шутки стол убрали с центра, а посредине зала расставили полукругом стулья в несколько рядов, образовав импровизированный зрительный зал. Публика с пересмешкой расселась. Денис оказался с краю, рядом с ним оставалось свободное место.

– Зови артистов, Лев! – громогласно попросил Бурцев, расположившись в первом ряду. И намеренно звучно хлопнул несколько раз в ладоши.

Его поддержали нестройно, но с явным энтузиазмом. Каховский на цыпочках подбежал к дверям, ведущим в соседнее помещение, – они теперь заменяли занавес. Повернувшись, он картинно поклонился и еще раз провозгласил:

– Дидона и Асканий, картина первая!

– Давай уж скорее! – нетерпеливо ерзал на кресле Бурцев.

– Да тише ты, Лешка, тише, – зашикали на него сзади, – испортишь весь антураж!

Неторопливо, как того и требовал момент, Каховский распахнул двери. Трагически сжав руки на груди, в зал вплыла актриса, изображавшая Дидону. Каховский услужливо подставил ей кресло. Она опустилась в него, положив тонкие, обнаженные руки на подлокотник. Словно в ожидании грозных, роковых событий, нависших над ее судьбой, она напряженно подалась вперед, вглядываясь вдаль, как будто высматривала кого-то. Должно быть, в спешке парик с длинными, ярко-рыжими волосами был не очень хорошо расчесан, и на затылке у Дидоны встопорщилось несколько прядей. В остальном же царица выглядела безупречно. Широкий вырез темного платья подчеркивал ее гордую шею, аккуратные линии головы, соблазнительную округлость груди. Розовые тона спелого персика лежали на покрытом легким румянцем по-девичьи молодом лице. Нежный излом темных бровей над большими глазами цвета морской воды, благородный изгиб пурпурного рта. Некоторое время Дидона оставалась неподвижной, как будто нарочно представляла себя, чтобы ее подробно рассмотрели. Среди офицеров пронесся одобрительный гул, актрису оживленно обсуждали полушепотом. Все ждали явления Аскания. Вместо него, воспользовавшись паузой, в зал проскочил запоздавший к обеду Вадим Желтовский.

– Ну, вот, – разочарованно вздохнул Бурцев в первом ряду. – Мог бы и подождать чуток. Испортил все впечатление….

– Прошу меня извинить, – Желтовский поспешно прошел между креслами и сел рядом с Денисом. – Я и не знал, что здесь будет театр, – сказал он вполголоса Олтуфьеву, – надеялся только пропустить закуску…

– Вадим, – Бурцев повернулся к нему и спросил с усмешкой, – ты там Аскания не видел? Может, он заснул, так разбудить надобно?

– Идет он, идет, – раздраженно прервал его Каховский и выскочил в соседнюю комнату.

Вскоре он вернулся и на цыпочках прошествовал в нишу окна. Следом за Левушкой появился долгожданный Асканий. Его встретили аплодисментами. В отличие от Дидоны, он вовсе не выглядел грациозно, скорее напротив, казался тяжеловат. Одет он был в бархатную тогу. Черные курчавые волосы на голове всклочены, лицо явно опухшее и вялое. Шаркая сандалиями, натянутыми на босу ногу, он подошел к Дидоне и встал за ее креслом. Асканий усиленно гримасничал, демонстрируя публике переживания. Потом начал говорить роль – по-итальянски, но как-то хрипло и неохотно. Дидона слушала его, не шелохнувшись. Потом она встала, закинула голову, изображая потрясение от услышанного, повернулась к актеру. После короткой, полной драматизма паузы она протянула руки к его голове, склонилась над ним и поцеловала в лоб.

– Иди ко мне, мой юный Асканий! – возвестила царица надрывно. – Расскажи, что пережил Эней в дальних странствиях!

То ли крякнув, то ли кашлянув, то ли всхлипнув, великовозрастный юноша плюхнулся перед Дидоной на одно колено и прижался лбом к ее руке. Он изображал сильнейшее волнение, слегка пристукивая ногой об пол.

– Браво! Браво! – зааплодировал Каховский, выскакивая из ниши окна. – Сейчас шампанское, а потом Кассандра и Мария-Магдалина!

– Прошу прощения, а щи когда? – спросил кто-то недовольно.

– Ну, какие щи, право, – возмутился искренне Левушка, – Какая проза! Щи обождут, сперва – искусство!