Сергей Богачев - Богдан Хмельницкий. Искушение

– И вот представьте, панове, Василь увидел Лариона да как закричит: «Хватайте его, пан атаман!» Я и не понял, что да как, а Василий задом уже греет сугроб у крыльца. Небось вчера у своей Христи до утра любезничал, вот сон и сморил его. Так он еще и на божьего человека наговаривает, мол, тот его каким-то чудесным образом усыпил, – смеясь во весь голос, громко говорил полковник. – Да вы посмотрите на этого странника, он же и мухи не обидит.

За столом с Кричевским сидело еще четверо – казацкие атаманы и сотники. Они живо обсуждали конфуз, приключившийся со стражником полковника, отмечая при этом, что вдова Христя, у которой квартировал Василь, могла бы оставить без сил не только его, но и целую сотню крепких казаков. Сам же герой повествования сидел рядом с Кричевским и чувствовал, что с каждой минутой ему становится все хуже и хуже. Вид у Добродумова был действительно жалкий: он побледнел, его била мелкая дрожь, на лбу выступили капельки пота. Влить в себя наполненную до краев чарку медовухи с перцем он был просто не в состоянии.

В соседней комнате Добродумов заметил двух мужиков с хутора Лелив, с которыми приехал в Чернобыль. Они сидели за столом и не торопясь ели какую-то кашу. Краем уха Илларион услышал их разговор. Показывая на паломника пальцем, один из них рассказывал: «Вчера с самого утра послал меня отец Никодим по следам этого божьего человека в лес, может, вещи какие найдутся. Ничего я не нашел, а следы его пропадают под одной сосной, будто он с неба на нас свалился». После этих слов мужики перекрестились три раза, боязливо покосившись на странника. Услышав, о чем шепчутся хуторяне, Добродумов почувствовал себя хуже. Не хватало еще, чтобы про него всякие сплетни по Чернобылю пошли, чего доброго примут за колдуна, тогда вообще пиши пропало.

– Что-то совсем мне худо, не идет горилка за лекарство. Прикажите, пан полковник, за лекарем послать, опасаюсь, что слягу я и не смогу с вами в поход отправиться, – из последних сил, почти в бреду, прошептал Илларион.

Последнее, что он запомнил, слова Кричевского «Лекаря сюда, быстро!».

На следующее утро перед самим отъездом полковник Станислав Кричевский зашел проведать странника. Паломник лежал на постели, глаза его были закрыты, мелкие капельки пота покрывали лицо. У его кровати сидела вдова Христя, рядом с ней стоял казак Василь, нервно теребя пышный ус.

– Что наш божий человек, приходил в себя, говорил что-либо? – спросил у них полковник. Он положил руку на горячий лоб Иллариона и тут же убрал ее. – Да у него горячка, как бы не помер часом. Что лекарь говорит?

– Говорит, что дело худо, но человек он крепкий, должен выдюжить, – доложил Василий. – Лекарства какие-то да порошки дал, чтобы хворому в питье добавлять. Он тут в бреду про кума вашего, Богдана Хмельницкого, что-то говорил. Я еще удивился, откуда он про него знает.

– Что говорил? А ну, вспоминай! – Кричевский схватил за грудки Василя.

– Да ерунду какую-то. Мол, пусть Хмель без кольчуги в бой на татар не идет. На него вроде как кто-то из польских жовниров будет покушаться. Даже имя сказал: Дашевский. Точно, Ларион в горячке бредит, пан полковник. Такое человек только не в полном уме может придумать, – пожал плечами Василь.

– Может быть, и так, Василь, а может, и нет. Это жизнь покажет. Ну, мы поехали назад, в Чигирин. А тебя оставляю здесь за Ларионом присматривать. Храни его как зеницу ока. Чтобы не отходил от него, пока он на ноги не станет. И не вздумай на посту спать, даже если Христя здесь. Вернусь через месяц, бывай!

Выходя из комнаты, полковник столкнулся с лекарем.

– Может, к вашему больному, пан полковник, батюшку православного позвать? Плох он совсем, боюсь, что не справится с хворобой, – потупив глаза в пол, произнес тот.

– Рано еще хоронить нашего Лариона, лекарь. Ты давай лечи его. Вот тебе деньги на самые лучшие лекарства. Если вернусь сюда и застану хворого живым, еще столько же получишь. Ну а не выходишь, пеняй на себя! – пригрозил Кричевский и вышел во двор.

«По коням, панове!» – тут же раздался его громкий голос, и вскоре небольшой обоз в сопровождении десятка всадников покинул Чернобыль, направившись на юго-восток.

В своей просторной хате Богдан принимал кума – полковника Станислава Кричевского. Ради дорогого гостя на стол поставили лучшие закуски – зажарили барашка, принесли соленья, из погреба достали угорское вино. Молодая хозяйка Мотрона постелила лучшую скатерть и положила на лавки турецкие подушки.