Юлия Яковлева - Вдруг охотник выбегает

– Похоже, наши девушки, – произнес Крачкин.

– Да, возможно. Похоже, – согласился Зайцев, глядя на многочисленные крестики, нанесенные Коптельцевым на карту.

Их было много. Удушающе много.

Карта города походила на схему кладбища.

Зайцев вспомнил: профилакторий с Подьяческой перевели в Лодейное Поле. Подальше от Ленинграда. И превратили в колонию строгого режима. И это новое веяние женщины распознали сразу. И приспособились к нему с чудовищной быстротой. Пока он, Зайцев, сидел в камере на Шпалерной, картина в городе полностью поменялась. Да, можно было сказать, что проституцию искоренили. Теперь она не пускала корни. Она расползалась вширь и по поверхности. Из притонов на Лиговке и вокруг Сенной – по обычным квартирам, комнатам, пристройкам. Масштаб операции впечатлял. Количество задействованных милиционеров тоже.

О цели операции рядовым ее участникам решено было не говорить. Убийство на Елагином не попало в газеты. Со всех свидетелей брали подписку о неразглашении. Была надежда, что в городе о нем так никто толком и не узнает.

Слухов, сплетен, паники – а в перспективе нехорошей славы своего детища, парка трудящихся, – товарищ Киров боялся больше всего. Зайцев его прекрасно понимал: в Ленинграде дурная репутация застаивалась. Если бы Елагин раз прослыл диким полем, он им бы вскоре и стал, притягивая, как магнитом, всякую шваль, хулиганье, подонков общества, а не пролетарских мамаш с колясками и улыбчивых трудящихся.

Коптельцев водил глазами по крестикам.

«Да ведь он не знает, что сказать!» – осенило Зайцева.

А Самойлов как ни в чем не бывало рассуждал:

– Если рассуждать логически, мужик идет к шлюхе чаще всего в выходной. Это раз. Два: у всех шестидневка, значит, выходные у всех плавают со дня на день. Что, веером будем накрывать? Один день в этом районе, другой день в другом. – И сказал сам себе: – Халтура.

Опять все зависли над картой. Зайцев слишком хорошо знал Крачкина – видел, что тот нарочно ждет: не желает прослыть слишком умным. Но пауза затянулась, и Крачкин разлепил губы:

– Половину распугаем, если за всеми зайцами сразу погонимся. Тут бы ударить в один район, затем подождать, время им дать – пусть успокоятся. Лягут на дно, потом снова всплывут. И тут мы опять ударим, – предложил Крачкин.

На взгляд Зайцева, все это выглядело как рыбалка рваной сетью.

Крестики, казалось ему, образовывали узор. Закономерность. Он только не мог понять какую.

– Суббота, – решительно предложила Савина. И объяснила: – Шестидневка шестидневкой, а старые привычки держатся. Народ до сих пор норовит залить за воротник в воскресенье, рабочий это день или выходной – не важно. И если поход по шлюхам обдумывает, то пойдет, скорее всего, в субботу.

– Я думаю, – наклонился над картой Зайцев: он хотел показать остальным, что увидел.

– А да, тебе суббота неактуальна, – добродушно перебил его Коптельцев. А все остальные посмотрели – словно давно ждали, когда же Коптельцев это скажет. «Ишь ты, уже, значит, не новая метла», – ядовито подумал Зайцев.

– То есть?

Коптельцев стукнул ящиком стола и перебросил Зайцеву твердый картонный билетик.

– Радуйся: с комфортом поедешь. Как буржуй. Ночным мягким.

Зайцев посмотрел на Самойлова. Тот изучал карту.

Ночным мягким в Москву ездили в основном артисты, иностранные туристы, ответственные работники, командировочные.

– Зачем? – Зайцев взял билет: купе первого класса.

– То есть? – словно передразнил его Коптельцев. – Коммунистов американских опросишь. Ты же ведешь дело.

Но показывал Коптельцев совсем иное: что сам перехватил руль.

– Свидетели важные. Кто как не ты?

– А второй билет? – спросил Зайцев.

– Ну ты, Зайцев, вконец обнаглел, – засмеялся Коптельцев. – Второй билет. Без попутчиков в купе, знаешь ли, ездят только недобитые советской властью нэпманы. Даже писатель товарищ Алексей Толстой ездит по одному билету.

– Сомневаюсь, – тихо пробормотал Крачкин.

– Я хочу, чтобы Нефедов со мной поехал, – с вызовом ответил Зайцев. Обвел их взглядом. Да, он намерен придерживаться правил товарищества. Даже если они готовы повернуться к нему спиной; уже повернулись.

– А это без надобности, – неожиданно ответил Коптельцев, глядя Зайцеву в глаза.

Они все смотрели Зайцеву в глаза.

– Товарища Нефедова я перевел в архив, – и добавил выразительно: – Он там незаменим.

– Ребята, кончай болтать, – нарушила затянувшееся молчание Савина. Она явно чувствовала себя актрисой в чужом спектакле.