Татьяна Степанова - Имеющий уши, да услышит

Комаровский спрыгнул вниз. Соломон, не в силах находиться в одиночестве в страшном доме, полном мертвецов, выскочил наружу.

– Соломон, подойди сюда, к сараю, и снова посмотри сам – ты человек умный. Вот они, улики, и путь, по которому убийца-грабитель проник к ним – через соломенную крышу, перепрыгнув на нее с крыши сарая.

Комаровский прошел к хлеву, обошел его кругом – сзади на соломенной крыше тоже вмятина.

– Он прыгал с крыши на крышу, пока не достиг дома.

– А как он, по-вашему, попал на крышу хлева?

Комаровский глянул на деревья, что росли за плетнем двора Мандля. Вязы, буки, толстые стволы. Он перепрыгнул через плетень и, увязая в снегу, где опять не было следов, вошел под сень заснеженных деревьев. И сразу увидел бук, ветви которого были свободны от снега: кто-то стряхнул его оттуда. До крыши хлева с дерева можно тоже легко перепрыгнуть, а рядом росло другое дерево и еще, и еще…

Следы на снегу он обнаружил только у седьмого ствола, уже углубившись в буковую рощу. Цепочка следов вела в лес, в самую чащу. И это были следы не зверя, а человека.

Перелезший с трудом через плетень корчмарь подошел, робко глянул.

– Что и требовалось доказать, Соломон. – Евграф Комаровский указал ему на следы. – Не лесное чудовище, не упырь, как вы себе все вбили в голову, а хитрый и жестокий убийца-грабитель. Возможно, вы его даже знаете, он кто-то из местных, поэтому так старается все замаскировать. Как ты думаешь, куда ведут эти следы?

Соломон ничего не ответил. Молчал.

– Что за лесом?

– Старое аббатство. Оно давно пустует.

– Пойдем, глянем на сие аббатство. – Евграф Комаровский решительно двинулся по глубокому снегу в лес, забыв обо всем. Кровь убитых взывала к отмщению. Пистолеты были при нем.

Корчмарь испуганно вцепился в его рукав.

– Мой господин, вы не понимаете! Постойте! Погодите! Опомнитесь!

– Я вашего зверя – ваделлата или как он там у вас именуется – сей же час вытащу из его логова, и вы все убедитесь… Долой страхи и суеверия! Убийца предстанет перед правосудием!

– Опомнитесь! Он вас убьет! Куда вы один?! До аббатства далеко через лес – вы туда только затемно выйдете, – а ночь – его время силы!

Комаровский остановился, обернулся.

– Так далеко до аббатства?

– Да! Да! Не ходите туда, мой храбрый господин! Вы же ехали в королевский замок – до него всего пятнадцать верст.

До замка, где императорский двор развлекался оленьей охотой и где его ждал граф Николай Румянцев, к которому он вез срочную депешу государыне Екатерине и отвечал за нее головой, всего пара часов пути верхом. А до аббатства день пути…

Он вспомнил, как старый фельдмаршал приказывал ему ехать как можно скорее и нигде не задерживаться… сегодня уже пятнадцатое ноября… завтра шестнадцатое…

Над головой хрипло каркнул ворон.

Евграф Комаровский увидел его – черная птица сидела на ветке бука, взъерошив перья.

– Даже добравшись до его логова, – тихо возвестил корчмарь Соломон, – вы можете и не узнать, что перед вами именно Он . Зверь мастер отводить глаза. Он меняет обличье, у него разные ипостаси. Вы узнаете, что это он, лишь когда он вопьется клыками в ваше горло. Отступитесь сейчас, не дразните судьбу… Видите? – Он указал дрожащим пальцем на черную птицу. – Знаете, кто это?

– Старая ворона. – Евграф Комаровский понял, что не суждено ему сегодня добраться до аббатства – дело, ради которого он был послан так далеко, не могло ждать.

– Может, это Он и есть, – шепотом объявил корчмарь. – Явился сам поглядеть на вас. Берегитесь, мой господин, он вас уже видел и запомнил. Возможно, вы еще с Ним встретитесь… не сейчас и не здесь, потом… позже… Ибо он вездесущ. И да поможет вам ваш христианский бог. Потому что у нас в горах Бюкк говорят – кто встал у Зверя на пути, тот обречен на его ярость и месть.

Евграф Комаровский резко взмахнул рукой, пугая ворона. Но тот не слетел с ветки. Глядел на Комаровского в упор черным злым глазом, словно изучал, запоминал.

Тогда Комаровский достал пистолет, взвел курок и, не целясь, выстрелил.

Черная птица камнем свалилась в снег, запятнав его алыми брызгами.

Корчмарь Соломон хрипло вскрикнул и, бормоча молитвы, кинулся прочь – подальше от тихого заснеженного леса и от этого сумасшедшего русского.