Константин М. Гурьев - Чертово городище

После этого, бормоча что-то себе под нос, спустилась вниз.

Оставшихся сил Воронову хватило лишь на то, чтобы раздеться, бросая одежду себе под ноги. Остальное ему было неинтересно.

Точно так же ему было неинтересно, когда и как сюда пробралась Ирма, но утром его это обрадовало и освежило.

Бабушка Ирмы за несколько часов несколько раз меняла свой тон и отношение к происходящему вообще и к Воронову в частности.

Когда они спустились вниз, она, поджав губы, едва слышно ответила на приветствия, взглядом выразив свое отношение и к внучке, которая утром выходила вместе с мужчиной, нимало не стесняясь этого, и, конечно, к Воронову, который был для нее вообще «непонятно кем».

Завтрак был не очень привычный для столичных жителей, но невероятно вкусный: отварная картошка, зелень прямо с грядки и постное масло. Ирму такой набор продуктов не удивил: она положила на тарелку пару картофелин, сноровисто раздавила их вилкой, потом посолила, посыпала зеленью, перемешала все это и с аппетитом стала есть. Все это заинтересовало Воронова, и он, старательно повторяя пассы Ирмы, тоже принялся за завтрак.

Ирма с того момента, как они спустились с чердака, безудержно говорила. Она и еду проглатывала, казалось, не разжевывая. Пока ела, рассказывала о своих делах, потом стала допрашивать бабушку.

Бабушка оказалась не менее словоохотливой. Едва речь зашла о родственниках и знакомых, она принялась излагать события во всей их полноте, подробно, со своими оценками и характеристиками.

При этом Ирма постоянно перебивала ее вскрикиваниями типа «да ты что!» и уточняющими вопросами, и Воронова это стало утомлять.

– Где тут у вас покурить можно? – поинтересовался он, едва возникла пауза, и вышел во двор, следуя указующей ладошке хозяйки дома.

Сейчас, среди дня, при свете, можно было рассмотреть все, что называлось «домом бабушки».

Воронова удивило обилие толстенных круглых бревен, из которых был сложен и дом, и небольшие строения по всему двору, и даже забор.

Прервав осмотр, он стал искать взглядом место, куда можно было бы бросить окурок, когда сзади раздался все такой же недовольный старушечий голос:

– На, держи, – она протягивала ему проржавевшую консервную банку. – Бросай туда эту свою… вонь.

Воронов ощутил какое-то неудобство, будто его застали за делом не совсем приличным, и пробормотал:

– Да я вот, искал, куда бы…

– Ну, вот сюда и бросай, – заключила бабка, повернулась и пошла в дом.

Воронов спросил ей вслед:

– Это у вас такой строительный материал?

– Чево? – бабка повернулась и уставилась на него непонимающим взглядом.

– Ну…

Воронов замялся на пару секунд, потом начал объяснять:

– Очень дорогое дерево, наверное. Дорогое жилье у вас получается, а?

Бабка продолжала смотреть на него с недоумением, потом степенно ответила.

– Дорогое? А кому платить-то?

Слегка развернулась и повела рукой в сторону:

– Тут лесов-то много – руби хоть что.

Помолчала и добавила, вроде как поясняя:

– Нашему-то дому уж больше века. Его еще семья прадеда ставила, когда он на прабабке женился, а она уже дедом моим беременна была. Так что на том месте, откуда все это взяли, уже давным-давно новые деревья выросли.

Воронову показалось, что она даже усмехнулась.

– О чем ругаемся? – сладко потягиваясь, к ним шла Ирма.

– Да мы не ругаемся, – успокоил ее Воронов.

– Чего мне с ним ругаться-то? – обозначила свое отношение бабка. – Ты бы до магазина сходила, Ирка.

– До магазина? – оглядела себя Ирма. – Ничего, не сойдут тут с ума от такого вида?

Весь ее наряд – шортики и маечку – можно было бы назвать «мне скрывать нечего».

Бабка, однако, только фыркнула:

– Кому ты тут нужна со своим хахалем! Иди давай!

Едва выйдя со двора, Воронов спросил:

– А в магазине-то что ей купить?

Ирма рассмеялась:

– Да ничего ей не надо! Она теперь год будет всем рты затыкать рассказом о том, какая у нее внучка красавица, и хахаль у внучки богатый и молодой!

– И красивый! – добавил Воронов, но Ирма хохотнула.

– Им твоя красота фиолетово. Главное, что молодой и богатый!

– Молодой? – все еще пытался кокетничать Воронов.

– Да у них и в пятьдесят мужик еще молодым считается, – уколола Ирма.

Они шли по пустынной улице, состоящей точно из таких же заборов из толстых бревен, как у бабки, и пыль сразу оседала на ногах. Воронов недовольно поморщился, а Ирма скинула босоножки и пошла босиком.