Борис Конофальский - Инквизитор. Часть 6. Длань Господня

– Ута, мыться и одеваться. Зельда, завтрак подавай. Игнатий, карету запрягай.

– Как запрягать, на долгую езду? – спросил кучер.

– Нет, по городу поедем, с одним душегубом я сегодня уже поговорила, теперь хочу с другим поговорить.

Теперь ублюдок Удо Люббель с ней плохо говорить не осмеливался. У него до сих пор ляжки не зажили, и при виде Агнес едва снова кровотечение не открылось. Теперь он кланялся, лебезил, но девушка чувствовала, что этот человек опасен. Много он хуже и подлее, чем даже душегуб Игнатий. Для этого ей и выспрашивать у него что-либо не было нужды. Она видела его насквозь. Хитрый и коварный, лживый в каждом слове, он затаился и сейчас кланялся, но без размышлений или даже с наслаждением предал бы её, отправил бы на костер, если бы смог. Если бы уверен был, что выйдет это у него. Агнес почти была уверена, что этот выродок узнавал насчёт неё и насчёт кавалера Фолькофа у своих знакомых. И видно, узнал то, что ему не понравилось, поэтому затаился и кланялся ей, и кланялся на каждом шагу, хоть ноги Удо Люббеля, замотанные грязными тряпками, слушались его ещё плохо.

Агнес смотрела на него, разглядывала. Смотрела на его улыбающийся беззубый рот, на обветренные и облезлые губы. Наверное, детям было не только страшно, когда он их ловил, но было ещё и мерзко, когда он их трогал, целовал. Она заглядывала в его холодные рыбьи глаза и думала о том, что он её ненавидит. И все-таки не хочет она ему брюхо резать, мерзко ей второй раз его вонючей кровью пачкаться. Когда он ей не нужен станет, так она велит Игнатию его убить. Самой противно.

Он освободил от всякого хлама стул, скинул всё на пол и с поклоном предложил ей сесть. Стул был грязен, запылён, и Агнес сделала жест Уте, указала ей. Та, сразу всё поняла, быстро подошла и передником своим протёрла стул. Только после этого девушка с гримасой брезгливости села.

– Я всё вызнал для вас, – шепелявил Игнаас ван Боттерен, или Удо Люббель. – Желаете заказать посуду аптекарскую, большой набор, со всеми колбами, ретортами и печами малыми, со всем, со всем, что есть и может понадобиться, это будет вам стоить пятьдесят два талера. – Он помолчал и добавил: – Это без моих услуг и доставки.

Агнес посмотрела на него, как на какое-то насекомое мерзкое и заговорила не о деле, заговорила совсем о другом:

– Отчего у тебя так воняет на первом этаже? Такая там вонь, аж глаза разъедает, ты что, подлец, не можешь горшок в окно выплеснуть, гадишь прямо в дому у себя? Я и сама теперь воняю, словно в нужнике побывала.

Девушка скорчила гримасу отвращения.

И Удо Люббель скорчил гримасу, правда, не понять было, что он хотел выразить ею, то ли тоже отвращение, то ли весёлости вопросу предать хотел. Он стоял и скалился, а потом с неловкостью продолжил:

– А ещё я разослал письма всем известным мне букинистам насчёт редких книг, что вам потребны.

Но девушка почти не слышала его, за его гримасой, за его тоном, она разглядела то, что чувствовала в людях лучше всего. Мерзавец был не из робкого десятка, а тут, как заговорили про нужник, что он устроил у себя на первом этаже, так в нём страх ожил. Да-да, это был именно страх. Хоть и глубоко он его прятал, хоть и заговаривал он его словами, но страх в нём присутствовал. А чего же он боялся? Ну, кроме неё, конечно. И чем больше она на него смотрела пристально, тем сильнее его страх становился.

– Просил указать, какие редкие книги у них есть и сколько они за них хотят, – продолжал книготорговец.

Он говорил и говорил, а она не сводила с него глаз. Ловила каждое его движение, каждую его гримасу.

– И когда они ответят, у вас, госпожа, будет возможность выбрать то, что вам нужно, и посмотреть… – он не договорил, замолчал, съёжился под её взглядом.

Так и стоял молча, как стоял бы смирившийся с участью осуждённый на эшафоте перед палачом.

– У тебя что, мертвяк там? – спросила Агнес, не отрывая глаз от него своих страшных.

От слов её он и вовсе оцепенел. Теперь он смотрел на неё с ужасом. Словно смерть свою видел. Точно так же и на эшафоте себя бы чувствовал.

– Оттого ты и гадишь там, что завонял мертвяк у тебя, чтобы запах мертвечины перебить, – догадалась Агнес.

Девушка смотрела на старика, а тот на неё не смотрел, взгляд отводил.

– Отчего же ты его не вынесешь? – медленно продолжала девушка. – Убил опять ребёнка? Так зачем ты его труп в доме держишь, недоумок ты старый?

В её голосе показались нотки злости, от этого он, кажется, в себя пришёл.