Наталья Андреева - Бунт османской Золушки

Воспоминания, связанные с детством, Ибрагим ненавидел, вот и сейчас он словно споткнулся: заныла шея, потом виски. Цветочные запахи султана раздражали.

– Здравствуй, мой сын, – валиде протянула ему руку для благословения.

Только ее покои соединялись с покоями султана, так что мать могла прийти к нему в любое время дня и ночи так же, как и он к ней. О том, что Ибрагим сейчас здесь, в гареме не знал никто, даже всесильный кизляр-ага.

Падишах на мгновение прижался лбом к прохладной материнской руке, пахнущей цветами. Стало чуть легче. Виски, которые словно сжимал стальной обруч, перестали так ныть. От руки валиде веяло силой, Ибрагим хотел бы держаться за нее все время. Он и любил мать, и ненавидел ее, подозревая, что против него плетутся интриги. В гареме непрерывно шла война. Старухи в черном были похожи на стаю ворон, слетевшихся на поле боя, усеянное трупами.

Он с ненавистью посмотрел на это воронье, рассевшееся на низких диванах в ногах у валиде, сидящей на троне. И заколебался. Захотелось развернуться и уйти.

– Ребенок Турхан-хатум слаб здоровьем, – остановив его повелительным жестом, сказала валиде. – Другой шехзаде не выжил, и вряд ли Турхан способна еще родить. Династии же нужны воины. Сильные наследники. Воспитанием которых мать должна заниматься. И учиться самой. Хатум нет и двадцати, а она уже забросила уроки чтения и письма. Турхан ленива, сынок. Когда я была любимой женой султана, я находила время не только для своих детей. Муж мой, султан Ахмед, всегда обращался ко мне за советом, и до последнего дня я бывала в его покоях. Говорят, ты больше не зовешь Турхан-хатум на хальвет. Не удивительно. После смерти младшего сына у бедняжки повредился рассудок. Да и не только. Я позвала сюда, во дворец Топкапы, самых искушенных и опытных наложниц. Которым годами удавалось удерживать внимание повелителя, в отличие от твоей хатум . Все они нашли у Турхан изъян.

– И что за изъян? – с интересом спросил Ибрагим. Он еще не решил, остаться ему или уйти?

Жена ему порядком надоела. Она только и делала, что сплетничала, старясь очернить других наложниц, бывающих в покоях султана, и клянчила деньги. Ей все время что-то было надо, хотя Ибрагим и так не скупился на подарки.

– Она слишком уж тощая. Я допросила повара и лекаря. Турхан заметно похудела после четвертых родов. У нее, похоже, больной желудок. Или даже женская болезнь, спаси Аллах! Оттого она такая желчная и злая.

– Истинно так, – загалдели старухи. – Турхан-султан больна по-женски. Она вся высохла изнутри, последний ребенок выпил все ее соки. Она больше не хочет Повелителя как мужчину. Когда родился шехзаде Ахмед, у султанши не было в груди ни капли молока. Суха, как палка. Она больше не сможет доставить Повелителю удовольствие на ложе любви.

– Эй ты, – султан обернулся, ища глазами служанку. – Щербет мне кизиловый принеси.

Валиде незаметно вздохнула: слава Аллаху! И встала, приглашая сына разделить с ней трапезу. Старухи настороженно затихли, ожидая, когда им дозволено будет заговорить снова.

Ибрагим вглядывался в каменное лицо матери, пытаясь понять: что она задумала? И сколько правды в ее словах? А вдруг его проблемы на хальвете и в самом деле связаны с Турхан-султан, которая изливает на него свою желчь? И заражает своей холодностью. Турхан и в самом деле внутри суха, иногда он видит, как жена стискивает зубы, чтобы не закричать от боли. После ее визита в султанские покои Ибрагиму особенно тяжко, он чувствует себя опустошенным, даже зелья Джинджи-ходжи не помогают. Турхан одними своими словами убивает желание. И лицо у нее все время кислое, а глаза холодные. И даже когда Турхан нет, ее тень словно бы стоит у изголовья, презрительно кривя губы. Отчего Ибрагим не может удовлетворить наложницу. Разве что толстая эфиопка ему помогает, вовремя поднимая повыше факел. Чтобы султану видны были ее огромные бедра и необъятная грудь.

Старухи заговорили, когда султан поставил на поднос служанки опустевший стакан из-под кизилового щербета. Напевно, зазывно, и в то же время вкрадчиво, возбуждая желание у повелителя. Старость неумолима к женщине, но ее голос – все тот же инструмент, на котором искусницы умело играют до самой своей смерти:

– Чем женщина толще, тем она слаще. Она только и думает, что об утехах, и ее влагалище всегда готово принять мужчину. Все дело в размере, великий султан. Необъятных размеров женщина способна подарить такое же недостижимое доселе наслаждение. Чем больше грудь, тем крепче и сильнее будет мальчик, это верный признак плодовитости. Найдите самую большую женщину в Стамбуле, и ваши ночи станут такими яркими, что даже луна, которая любуется с небес на дворец Топкапы, стыдливо спрячется в тучах…