Юлия Алейникова: Нефритовая орхидея императрицы Цыси

Самым же привлекательным на ее лице оставались живые выразительные глаза. Да, Ланьхуа знала свои слабые и сильные стороны и собиралась сделать все, чтобы произвести впечатление на императора. Она была красива, умна и уверена в себе, и все же она волновалась. Кто знает, что за вкус у императора? Вдруг он избалован, капризен или ему нравятся толстушки?

Повозки с претендентками все еще стояли на огромной площади под стеной, крытой черепицей желтого императорского цвета. По-прежнему шелестел унылый дождь, хотя некоторые капризные красавицы уже выглядывали из окошек и нетерпеливо спрашивали, долго ли еще ждать. Ланьхуа скромно помалкивала, тоскуя в ожидании и волнуясь, не помялось ли платье.

В этот великий день, когда императору суждено было выбрать спутницу жизни, всякая жизнь в этой части дворца прекратилась. Закрылись канцелярии, не работали склады и мастерские. Не доносились крики ослов, не звенели колокольчики на шеях верблюдов, не переругивались торговцы. Слышался только скрип повозок и голоса ожидающих своей участи красавиц.

Но вот наконец протрубили трубы, распахнулись ворота, и повозки в строго предписанной очередности стали продвигаться по священной земле императорского города. Ланьхуа жадно впитывала новые впечатления — усталость и оцепенение как рукой сняло.

Миновав поросшую кедрами и кипарисами гору Цзиншань, они въехали в широкие Полуденные ворота, увенчанные изящной двухъярусной крышей. Ничего более величественного Ланьхуа не доводилось видеть. Когда ее повозка, грохоча по каменным плитам мостовой, въезжала в ворота Запретного города, сердце Ланьхуа замерло. Три гулких удара, похожие на звон колокола в храме белых дьяволов, возвестили ей начало новой великой судьбы. А длинная нарядная вереница уже двигалась дальше мимо башни Пяти фениксов, которую зовут еще башней Барабанов. В дни торжественных выходов императора на ней положено было бить в исполинский барабан.

Будущие наложницы гарема остановились у той части дворца, где им предстояло провести эту ночь. Раздалась перекличка возниц, зафыркали усталые кони. С наступлением темноты у каждой повозки зажглись светильники в круглых бумажных абажурах, круги света подрагивали всюду на занавесях и мостовых. Участницам императорских смотрин предстояло провести ночь взаперти, сидя с поджатыми коленями на жестких подстилках, и дожидаться рассвета. Потом они под присмотром евнухов проследуют в зал, где им предстоит встреча с императором.

Они расположатся перед его величеством в несколько рядов, причем на этот раз их освободят от выполнения обязательного ритуала коутоу — опуститься на колени и замереть, касаясь лбом пола. Император должен их рассмотреть в полный рост.

А после тех из них, на кого он обратит свой взор, ждет унизительная процедура осмотра. У избранницы монарха не может быть ни единого изъяна. Бедняжек разденут и проверят даже запах изо рта и под мышками. Осмотрят зубы, уши, пальцы, ногти, ничего не упустят. И, разумеется, все они должны быть девственницами. Выбором будущей императрицы руководила мать наследника. От ее воли и вкуса зависело счастье сотни красавиц, скучающих сейчас у ворот Запретного города.

Ланьхуа прислушивалась к болтовне девушек. Некоторые владелицы изящно украшенных повозок кичились знатностью, другие красотой, третьи заискивали, четвертые тосковали по родным, пятые тихо плакали от страха, усталости и одиночества.

Ланьхуа не желала ни с кем разговаривать. Она вспоминала просторы монгольской степи, ветер, напоенный ароматами трав, прогулки верхом. И еще юношу с золотистыми глазами по имени Жунлу. Если бы не выбор императора, возможно, они бы поженились. Мысли Ланьхуа уносились все дальше, и, наконец, она уснула, прислонившись головой к жесткой стенке повозки. В шаге от этого величественного дворца ей снились скромные покои отцовского дома, лица братьев и сестер и еще золотоглазый Жунлу, который скачет к ней в лучах восходящего солнца.

— Проснитесь, госпожа! Проснитесь! — услышала она сквозь сон.

В повозку заглядывал один из дворцовых евнухов. Бедняжкам принесли умыться и поесть — что ж, спасибо и на том. Вчера они уснули голодными, во всяком случае, те, кто, как Ланьхуа, не догадался взять хоть что-нибудь на ужин. Но прошло утро, успел забыться скудный завтрак, а ожидание все тянулось, как будто соперничало с этим надоедливым моросящим дождем.

Ланьхуа, кажется, задремала и проснулась, только когда волна напряжения захлестнула площадь, сообщая, что главное, ради чего они прибыли во дворец, вот-вот произойдет.