Антон Рундквист - У костра

– Да брось! Идея твоя – пустышка! Ибо под равновесием каждый разумеет что-то свое.

– Поэтому-то, прежде чем отвечать самому, я и хотел сперва узнать вашу точку зрения, сэр Рыцарь. Собрав максимально большое количество различных мнений и сопоставив их, мы можем, если повезет, обнаружить некие общие закономерности. Согласитесь, ведь чувство справедливости в той или иной степени знакомо любому. А значит, мы хотя бы на интуитивном уровне способны понять друг друга, то есть найти определенные точки соприкосновения в виде ряда положений, справедливость коих не будет подвергаться сомнению никем.

– Идеалист, – фыркнул Рыцарь. – Ты – неисправимый идеалист. Всегда, я тебе зуб даю, всегда отыщется кто-нибудь, кто даже эти с превеликим трудом тобою выведенные положения откажется принимать. Взять хоть обычного разбойника с большой дороги. Когда он тебе к горлу приставит холодное лезвие, ты ему начнешь про справедливость, равновесие и всякие там точки соприкосновения задвигать? Тут либо кошелек, либо жизнь, а справедливость и вовсе ни при чем.

– Вы уже говорите о явном нарушении заведенных порядков. Разумеется, разбойничество неискоренимо, однако не зря же оно преследуется по закону. Точно так же должны преследоваться и грубые посягательства на общечеловеческие, принятые по безмолвному согласию если не всеми, то подавляющим большинством честных людей ценности, составляющие ядро справедливости.

– Получается, несогласных ты предлагаешь просто вешать?

От последнего произнесенного Рыцарем слова Мальчика-пастушка, внимательно слушавшего беседу старших, аж передернуло.

– Ну зачем сразу вешать? – бросив взгляд на испуганного паренька, поспешил с опровержением Алхимик. – Существуют, наверно, и иные способы наказать нарушителя.

– По мне, так петля на шее – самый действенный, – почесывая густую бороду, поделился мнением Рыцарь. – Не беря в расчет обезглавливания, четвертования и колесования, естественно.

– Ваше великодушие поистине не знает границ. Тем не менее даже мои собратья по алхимическому ремеслу до сих пор не научились воскрешать мертвых, а потому не стоит лишний раз отнимать у человека жизнь, особенно за не очень серьезные провинности, поскольку смерть означает утрату лицом каких бы то ни было возможностей, в том числе возможности искупления, не говоря уже о возможности исправления вероятной ошибки, допущенной при отправлении правосудии. Мрачный жнец взмахом косы перечеркивает не то, кем ты являлся или что ты сделал, а все то, кем ты потенциально мог стать и что мог сделать. В том-то и ужас смерти – она безоговорочно ставит крест на людских мечтах и надеждах. У живого они есть. У мертвого – нет. Следовательно, жизнь – высшее благо, а смерть – его полная противоположность.

– Но жизнь бывает настолько невыносимой, что многие с радостью предпочли бы с ней расстаться.

– Бывает, – с грустью согласился Алхимик и, будто временно позабыв об окружающем мире, моментально погрузился в пучину внезапно нахлынувших воспоминаний.

– А еще, – не обращая внимания на отреченное состояние собеседника, продолжал Рыцарь, – я лично ничего не имею супротив того, чтоб у гнусного разбойника раз и навсегда отняли, кхм, «потенциальную» возможность и дальше совершать налеты на мирных подданных Его Величества. Будем честны, она чутка вероятнее, нежели возможность искупления. И не зря писал Святой Квентин в своей восьмой книге: «Отъявленных надо вешать». Да-да, сие сочинение мне тоже досталось вместе с остальной отцовской библиотекой, черти бы ее побрали… Эй! Ты меня слушаешь, Алхимик?

– А? Да, конечно… Вы сказали: «Черти бы ее побрали».

– Ну-ну.

– Простите, опять я сам не заметил, как отвлекся на собственные мысли. Видите ли, недавно умер мой друг, и наша с вами беседа неожиданно напомнила мне о его трагической судьбе. Я подумал: каких прекрасных жизненных возможностей он лишился, какой огромный потенциал – особенно творческий – оказался им не реализован.

– Творческий? А кем был твой друг? Художником иль артистом?

– Музыкантом.

– Известным?

– Увы, не особо. Хотя и неимоверно талантливым.

– И что с ним случилось?

– История довольно печальная и не до конца мне понятная. Если вам угодно, я готов ее рассказать.

– Ливень снаружи и не думает ослабевать, а впереди ночь длинная. Почему б не скоротать ее, внимая печальной истории о твоем друге? Вот токмо не помешаем ли мы пареньку? Гляди, он уже вовсю носом клюет.