Евгения Кочетова - Острые шипы и темные души

– Он отнял у нас всё… и ушел сам… вот так просто, взял и ушел… – произнесла со сморщенным лицом Ребекка.

– Мне так жаль и так больно… наш папочка… – отвечала Мэделин, но ее вдруг перебила сестра, что аж выскочили слюна от эмоций.

– Наш папочка сделал нас нищими и бездомными!

– Бекки, не говори так, он был болен, не ведал, что творил… – пыталась остепенить ее пыл младшая.

– Не ведал! Тогда нужно было передать правление тому, кто ведает! Он ничего не сделал путного кроме, как отдал все деньги не пойми кому! Никто не знает, куда ушли все наши сбережения! – не могла остановиться Ребекка и восклицала.

Ее боль была связана с потерей финансов и дома, нежели с утратой отца, который давно вызывал немилость, особенно, когда перевел ее изучать теологию.

– У меня теперь нет не только средств на существование, но и надежды на будущее! Я всё потеряла! – добавила Бекки и вновь зарыдала в ладони.

Мэделин уточнила, о чем еще речь, и сестра выдала, что давно не появлялась в университете и не занималась, а вместо ненавистной учебы встречалась с Ламбертом младшим. Далее она рассказала, что он поступил с ней крайне гнусно и обманул… после ужина они остались наедине в саду, где юноша соблазнил девушку… Она же надеялась, что он сделает ей наконец предложение, однако Ламберт лишь использовал.

– Я совершила большую ошибку… – произнесла Ребекка.

Все разом беды навалилась на хрупкие плечи Мэделин, ее переживания за сестру были ничуть не меньше, чем за отца и дом.

– Что же теперь с нами будет… – тихо вымолвила юная.

Глаза ее опухли и покраснели от слез, как и кожа вокруг губ.

Служанки поделились с некогда хозяйками некоторыми вещами, в том числе платьями. Мэделин нужен был приличный наряд для похода на конкурс для участия в королевском оркестре и сольных выступлениях. Какое-то время она с сестрой была вынуждена жить в доме прислуг. Джонатан пока не мог приютить сестер в доме профессора, сославшись на то, что сам там на птичьих правах, к тому же слегка повздорил с невестой и не решается обратиться. Вдобавок он узнал о пропусках Ребекки в университете, о чем ему доложили коллеги. Юноше было ужасно стыдно за сестру… но то ли еще будет, когда дойдет слух о потери невинности прямо перед домом Ламбертов… Первые дни слуги помогали девушкам, но позже им пришлось уйти для поиска новой работы. Последняя служанка встретила у ворот почтальона и, приняв конверт, вернулась передать. Его получила Ребекка, она побаивалась выходить в город из-за появившихся сплетен. Поначалу Мэделин хотела продать брошь от поклонника и выручить хорошие деньги, однако никак не могла осмелиться, ей очень хотелось оставить память, ведь поклонник старался и выбрал для нее подарок. Поэтому она спрятала коробочку подальше от глаз сестры и молчала.

Вскоре Мэделин пешком отправилась в консерваторию, путь был неблизкий, ей никогда прежде не приходилось ходить столь много, отчего ноги ее сильно устали, туфли надавили и натерли мозоли. Прихрамывая, юная с глубоким дыханием от волнения и изнурения вошла в зал, где уже в ожидании сидели графиня и несколько человек. Именно от них сейчас зависела судьба Мэделин. Им не понравилось ее опоздание на несколько минут. Вторая претендентка на место сидела у своей арфы, которую специально сюда доставили. А вот арфа Мэделин сгорела вместе с отцом, домом, вещами и всей ее жизнью.

– Я понимаю, что это не конкурс пунктуальности, однако опаздывать крайне неприлично… – высказала графиня спокойным тоном, но с показом недовольства на лице.

Мэделин извинилась. Второй член комиссии что-то шепнул графине, и она покосилась на юную. Судя по всему, он сказал о произошедшем в семье Фэйн, ибо молва быстро разнесла. «Возможно, графиня будет милосердна ко мне из-за беды», – подумала вдруг Мэделин. Графине было не занимать многих чувств и эмоций, но только не готовность бескорыстно помочь… Все выслушали виртуозную игру Мэделин собственного произведения, затем попросили показать себя следующей девушке, одетой в дорогое шелковое платье и украшенной роскошными декорациями. Право, играла она гораздо хуже, это бы заметил даже не профессионал, Мэделин ужасно било по ушам ее непопадание в ноты и неплавная, дерганая игра на столь прекрасном певучем инструменте. Для нее победитель был очевиден… юная даже поджала губки в трепетном ожидании оглашения результата. Присутствующие дамы и господа пошушукались, переговорили, и графиня, встав, сказала: