Ингви Акисон - Город Ниен

Городские стражники быстро разыскали владельца кареты. Однако мужчина, сам зарабатывающий себе на хлеб ремеслом извозчика, уверял, что карета была угнана у его дома, пока он спал. Свидетели заявили на опознании, что подозреваемый не имеет ничего общего с убегавшим извозчиком. Впоследствии тот так и не был найден. Стражники решили, что какой-то угонщик карет не справился с управлением. Ведь угонщик имеет дело с животными, которых видит первый раз в жизни, не привык к их нраву, а они еще не привыкли к командам нового кучера. Скрыться же с места угона при этом требуется как можно быстрее.

Таковы были пять фактов.

Эрик подошел к чехлу, который пылился в углу его комнаты в университетском общежитии, и извлек из него лютню. Усевшись в кресло, он принялся наигрывать что-то лирическое. Это неизменно помогало как при меланхолии, так и при нервных приступах.

Не была ли та трагедия тщательно спланированным убийством?!

Что если мама, выглядящая как античная богиня, оформляла цветами пиры в Выборгском замке в те самые дни, когда там останавливался государь? И у них была любовная связь? Ведь это даже не обязательно могло произойти с ее согласия.

И не начала ли мама предпринимать попытки (отправлять письма в инстанции или что-то в этом роде), чтобы ее ребенка признали сыном Густава Адольфа и выделили ей из казны официальное пособие?

А стоит ли сомневаться, что у государственной машины есть на такие случаи специально обученные люди, задача которых – охранять покоя монарха от нежелательных скандалов?

Отложив лютню в сторону, Эрик провел больше часа перед зеркалом. Он тщательно сравнивал свое веснушчатое лицо с портретом государя-гения и обнаруживал всё новые и новые сходства.

Сразу после трагедии младенец был забран у городской стражи «тетей Анной» – папиной сестрой, которая тогда жила в Выборге. Однако прокормить его у нее не было возможности. Долго не раздумывая, она написала сестре мамы Эрика в Стокгольм, и та приехала за мальчиком и увезла с собой.

И вот, несколько лет назад семья тети Анны перебралась из Выборга в Ниен. Эрик написал ей в тот же день, как с кружащейся головой убежал с лекций к себе в общежитие, и сообщил, что хочет повидаться.

Не сможет ли она вспомнить, где именно работала мама в январе 1616 года?

Что если и правда в Выборгском замке, где тогда останавливался Густав Адольф?

Но как бы выведать всё это у тети Анны так, будто невзначай? Будто случайно к слову пришлось?

Чтобы она ни о чем таком не догадалась…

– А вон и Ниен, сударь! – Купец отвлек Эрика от воспоминаний.

Судно уже повернуло на юг, и старик показывал рукой налево по курсу.

– В смысле? – не понял Эрик. – Те деревянные сараи, которые виднеются после болота, это и есть город Ниен?

– Его окраины. Видите, вон там чуть дальше слева в Неву впадает довольно полноводная река?

– Ну… вижу, да.

– Это Черная река, на которой и стоит город. Ижорские крестьяне называют ее «Охта». Что означает «Медвежья река». Или же «Река, текущая на запад». Чёрт их разберет… Но дома вдоль Черной реки ничем не хуже, чем в предместьях вашего Стокгольма или Парижа!

– Одно я вижу точно, – расхохотался Эрик. – Эти сараи охраняются не хуже, чем Лувр в Париже.

Старик непонимающе посмотрел на него.

– Да вон же, взгляните! Вдоль набережной ходят пятеро… нет, шестеро солдат с мушкетами! Они что ли палить по нам будут, если мы не причалим для прохождения осмотра у таможенного пункта?

– И правда, солдаты с мушкетами. – Купец озадаченно почесал свою старомодную бороду. – Впервые вижу, чтобы они разгуливали с оружием по городу!

Таможенные служащие, проворно поднявшись на борт, принялись засовывать носы во всё подряд. Не поленились они и простучать стенки трюма. Но всё было тщетно: никакого утаенного груза не обнаружилось. С предъявленных мешков с солью и была заплачена пошлина.

Вскоре судно миновало пару-тройку стоящих у берега огромных кораблей, повернуло налево и зашло в Черную реку.

Купец не соврал. По левую руку выстроились фахверковые дома, обращенные фасадом к Черной реке: такие же точно, какие можно увидеть хоть в Стокгольме, хоть в Париже. Кладка между черными деревянными брусьями и раскосами, образующими каркас домов, была у всех у них побелена известью. Эта улица тоже почему-то патрулировалась солдатами.

По правую руку, на другом берегу реки, возвышался земляной крепостной вал с пушками.

Спустя какие-то пять минут на пути у судна встал мост, соединяющий город и крепость. Теперь по левую руку была рыночная площадь и здание ратуши.