Наташа Ридаль - Последний вздох Аполлона

Калверт Найтли подошел к нему сам во внутреннем дворе Берлингтон-хауса на Пикадилли, в котором Королевская академия художеств располагалась вот уже четверть века.

– Подражать мастерам старой школы – не лучший способ прославиться в наше время.

От неожиданности и изумления Митя не смог вымолвить ни слова. Неправильный прикус Найтли придавал необъяснимый шарм его улыбке.

– Я заметил вас на выставке импрессионистов. Их техника пленила вас, не так ли?

– Вы правы, сэр. А еще то, как вы о них говорили, – Митя спохватился и поспешно отрекомендовался. – Дмитрий Гончаров. Я…

И тут он замялся, не зная, как выразить переполнявшие его чувства. Джентльмен снова улыбнулся – глазами и лишь самую малость краешками губ – и продолжил за Митю:

– Вы намерены стать одним из них. И непременно станете. Калверт Найтли, – короткий кивок, прядь волос, уронившая тень на глаза. – Надеюсь увидеть вас на следующей выставке.

Сказав это, он развернулся и зашагал прочь, а Митя остался стоять посреди двора, глупо улыбаясь. Он еще не знал о привычке Найтли безапелляционно заявлять, что будет именно так, а не иначе, и сразу поверил, что сможет чего-то достичь. Нет, не высот Ван Гога, конечно, но имя Дмитрия Гончарова обязательно войдет в историю. Тут следует оговориться, что Винсент Ван Гог пока что оставался непонятым и не признанным широкой публикой, и всё же Митя был убежден, что рано или поздно этого чудака назовут гением. Сам Калверт Найтли предсказал ему грядущую славу!

Юноша начал искать упоминания о Найтли в газетах, читал его статьи, прислушивался к разговорам в салонах и клубах, где, словно отвечая на его мысленный запрос, речь то и дело заходила о знаменитом журналисте.

– Говорят, он консультировал Скотленд-Ярд, чтобы поймать Джека Потрошителя.

– Я ничуть не удивлена. Если бы Калверт служил в полиции, Потрошителя давно бы арестовали.

Митя приехал в Лондон спустя три года после жутких убийств в Уайтчепеле, породивших панику и долгие пересуды. Он сумел достать старые газеты: действительно, под заметками, освещавшими расследование, чаще всего мелькало имя Калверта Найтли. Особенно впечатляющей показалась Мите статья о последней жертве – проститутке Мэри Джейн Келли, проиллюстрированная фотографией ее расчлененного тела. «Джек вернется, – пророчествовал журналист. – И как верно то, что жертв Потрошителя больше пяти, несомненно и то, что убийц – как минимум двое. Есть ли между ними связь? Когда-нибудь мы это узнаем».

После их мимолетного знакомства во дворе Берлингтон-хауса Митя до отъезда в Россию не пропустил ни одной художественной выставки. Каждый раз, входя в зал, он в первую очередь выискивал глазами картины Ван Гога и элегантную фигуру Найтли. В своих снах он частенько пытался догнать журналиста, окликнуть его, заговорить с ним. Зачем? Этого Митя объяснить не мог. Возможно, хотел снова услышать тихий голос, обещающий: «Непременно станете».

В 1894-м Дмитрий Гончаров возвратился в Царское Село, но почти каждую ночь пропадал в Альбионе своих сновидений, плутая по безлюдным улицам с единственной целью – отыскать Калверта. Встречая прохожего, Митя бросался к нему, заглядывал в лицо. Лица всегда оказывались незнакомыми. Найтли мог быть любым из них и, неузнанный, уходил прочь.

С назначением Иннокентия Федоровича Анненского на пост директора Николаевской гимназии отношения между учителями и гимназистами стали более демократичными, если не сказать дружескими. Раньше после уроков Митя дотемна в одиночестве бродил по аллеям вокруг каскадных прудов. Теперь же с легкой руки Анненского учителя начали устраивать для своих подопечных совместные походы и вечера, так что у Мити просто не оставалось времени на хандру. Скромный учитель рисования наконец почувствовал себя нужным и в глубине души уверовал, что перемены в его жизни произошли благодаря знакомству с Найтли. Он всё острее ощущал необходимость еще раз увидеть этого необыкновенного человека.

Летом 1897 года Митя вновь приехал в Лондон. Оставив багаж в отеле рядом с Юстонским вокзалом, он сразу отправился на выставку в Королевскую академию художеств… А потом было два солнечных месяца в Милане, пинакотека 1 1 Картинная галерея. Амброзиана, Ла Скала, пинакотека Брера, долгие прогулки, игристое вино и тень от непослушной челки на глазах Найтли. В то лето Митя особенно много рисовал…

Затем, как цветные стеклышки в калейдоскопе, виды Милана сменили более привычные образы: царскосельские парки, гимназисты, публичные лекции об искусстве, морская экскурсия в Кронштадт. Но теперь у Мити были воспоминания, настоящие, счастливые, в равной степени принадлежавшие ему и Найтли.