Светлана Волкова - Бирюкова. Дело о сЛОМанных людях

Женщина открыла дверь и жестом пригласила следователя войти.

– Да, вполне, спасибо, – та обвела кабинет глазами.

– Ну и отлично. А отсутствие Таньки в эти два дня меня не удивило, – врач устало села на стул. – Она часто уходила в загул, причём не только по пьянке. А потом возвращалась как ни в чём не бывало. По первости я старалась закрывать на это глаза, потому что… Потому что несчастная она. Как баба. Была.

Следователь вопросительно посмотрела на Надежду Игнатьевну.

– Сама она никогда не говорила о своей прошлой жизни, – врач уставилась в окно. – Но, сами понимаете, городишко у нас маленький – слухи разлетаются тут же. Поговаривали, что она аборт сделала. Неудачный. Да и с бывшим супругом не особо-то счастье своё нашла. – Надежда Игнатьевна перевела взгляд на Бирюкову: – А после того Танька опускаться стала… Понимаете, Наталья Николавна, я с ней очень много беседовала: и поддерживала, и ругала, и грозила увольнением… Всё без толку! Она сама не хотела что-то менять. Сломанный человек. Но тут работа, понимаете? Я не имею никаких прав держать здесь таких работников… Ну да земля ей пухом. Отмучилась.

Повисло молчание.

– Что ж, – подытожила врач, – сейчас позову работников.

Она покинула кабинет, оставив следователя спокойно готовиться к допросу.

Уже через пару минут в дверь постучали. В кабинет бесшумно вошла молоденькая медсестра – и застыла в полуметре от стола. Испуганно оглядываясь по сторонам, она теребила свой халат трясущимися руками.

– Здравствуйте. Наталья Николаевна Бирюкова, – Бирюкова поднялась и, подойдя вплотную к девушке, с улыбкой протянула ей руку. – Не надо меня бояться.

– Лариса, – дрожащим голосом ответила медсестра.

– Не надо меня бояться, Лариса. Я просто задам несколько вопросов о работе и всё. Садитесь, пожалуйста!

Следователь кивнула на стул, а сама села напротив.

– Итак, приступим…

Разговор вышел недолгим. Ничего странного и необычного в тот день, когда была убита Ломова, Лариса не заметила. День как день. Да и в больнице она только месяц: некогда и незачем ей следить за кем-то.

Как и Лариса, остальные работники отвечали, что ничего-де не знают и никого не видели. А что Татьяна ушла с работы раньше времени, никого не удивило.

Последней к Бирюковой зашла Нинель.

– А-а-а, Нинель, – устало проговорила Наталья Николаевна, мысленно не надеясь, что и та сможет сказать ей что-то важное. – Проходите.

Женщина молча села: она держалась ровно – её нервное напряжение выдавало лишь то, что она постоянно оттягивала вниз подол своего халата.

– Нинель, скажите, вы не заметили позавчера в поведении Ломовой чего-то странного или подозрительного? – следователь положила руки на стол и скрестила пальцы между собой.

– Да нет… – задумалась уборщица. – Вроде Танька и Танька… Хотя…

Бирюкова насторожилась.

– Она какая-то радостная ходила с самого утра. А потом… Наверно, перед самым полдником пришла ко мне то ли шуганая, то ли сердитая и давай просить прикрыть её.

– А вы? – не удержалась Наталья Николаевна.

– Ну, а я не стерпела – работы уйма, ещё она со своими постоянными просьбами – и сострила, мол, к кому она сегодня побежит: к мужику или бутылке… – уборщица испуганно-виновато посмотрела на Бирюкову и залилась краской.

– Продолжайте, Нинель, не бойтесь.

– Ну а что продолжать? Та мимо ушей пропустила и давай дальше упрашивать. Аж разревелась почти. Зло так. Ну я от греха подальше согласилась – она и усвистела переодеваться.

– И всё?

– Всё.

– Эх, – вздохнула следователь. – Спасибо, Нинель. Больше не смею вас задерживать.

Женщина кивнула и не спеша пошла к выходу, но у двери остановилась.

– Наталья Николавна, – спохватилась уборщица и обернулась, – вот я дура, а! Я ж видела мельком Таньку. В окошко. И уходила она не одна, а с какой-то бабою. Дородной такой. Танька рядом с ней шо чинарик.

– Уходила с женщиной… – записала Бирюкова. – А лица её не видели? Может, ещё что заметили?

– Да какой там! Они уж далёко были… Нет. Больше ничего.

– Угу, хорошо, – задумалась Наталья Николаевна, – спасибо вам, Нинель.

Как только закрылась дверь, следователь подошла к окну и уставилась на жужжащую муху, что раз за разом билась о стекло.

«Вот и я, как ты, – женщина мысленно обратилась к насекомому, – тоже бьюсь, бьюсь… Хотя нет, кое-что прояснилось. Щупленькая Тамара совершенно не подходит под описание «дородной бабы». Но и тут же неточно. Эта самая баба могла быть только приманкой. Знакомой приманкой, очень хорошо знакомой…»