Андрей Марченко - Однажды в СССР

Бабка была единственной родственницей Валентины.

Узнав, что Валька сбежала с грабителем, старушка запоздало зауважала внучку, и своими показаниями, греша на память, стала по три раза в день вводить сыщиков в заблуждение.

На этом следствие в Жданове достигло своей мертвой точки.

-

Валька, скрашивая безделье в пути, читала «Пересадку жизненно важных органов в эксперименте» Демихова, купленную по случаю на блошином рынке. А когда девушку никто не видел из посторонних — доставала самоучитель английского языка.

В воображении Лефтерова перспективы были куда скромнее.

Какие бы знания пригодились бы в камере смертников? — размышлял он. — Библия?.. Так вокруг страна Советов — здесь библию не купишь.

Аркадий помнил, что у его бабушки имелась всего одна книга, кажется Псалтирь, напечатанный неизвестным для мальчика алфавитом. Бабка порой облачалась в свой любимый черный платок и, наводя на детей трепет, читала книгу голосом заговорщика. Незнакомые слова звучали как заклинание.

После смерти бабушки книга куда-то делась: не то положили в гроб, не то забрали товарки, кои в последний путь обряжали старуху.

Потому Аркадий читал центральные газеты, кои распахивал с предвкушением катастрофы — он ожидал словно в каком-то иностранном кино увидеть свой портрет на первой странице. Однако передовицы обычно иллюстрировали портретами кремлевских старцев, передовиков, знатных хлеборобов, кои по сезону были в чести. Об ограблении не было и маленькой заметки где-то внизу последнего листа. Очевидно, что их искали молчаливо. Аркадий и мысли не допускал, что о них забыли. Он чувствовал: родина помнит, родина знает.

Также рассуждала и Валентина, но ее мысли были более предметны. Она думала, как уйти от преследования. Быть может, следовало все же залечь, скажем, где-то в Астрахани. Снять комнату на берегу моря, изображать отдыхающих, отсидеться, пока не уляжется… Но уляжется ли?

Имелось такое ощущение, что остановиться — ошибка.

Валька покупала бы билеты только в плацкартные или общие вагоны, где проще было затеряться. Но от усталости и нервного истощения Аркадий стал разговорчив во сне, и требовалось скрыть его болтовню от чужих ушей.

Аркадию снился Пашка — как обычно веселый и задиристый, но с дыркой во лбу. Еще снилось преследование. Погони шли обычно по улицам Жданова, и в них ноги становились непослушными, а воздух вязким как кисель.

Но чаще снилась мама: то дома, то на кладбище. Говорила, что соскучилась, звала…

Открыв глаза, Аркадий часто не мог понять — проснулся ли он. А если этот кошмар наяву — где он, куда несется этот поезд?

— Куда мы едем? — спросил он, продирая глаза, у Вальки.

— Ты был рядом, когда мы покупали билет, — напомнила та.

— Нет, куда мы должны приехать вообще?..

— Я еще пока не знаю, — сказала девушка, переворачивая страницу.

Чтение, меж тем, давалось с трудом. В голове кружили мысли: в самом деле, что делать, куда ехать после того, как…

Отложив книгу, она взглянула на часы: следовало переодеваться. Она стянула рубашку, обнажив свою ничем не стесненную грудь. Она чуть заметно подрагивала в такт с движениями поезда. Бордовые пирамидки сосков венчали это чудо природы.

Аркадий отвел взгляд, сделав вид, что его больше интересует то, что творится за окном.

— Ну что же ты… — сказала с укором Валентина. — Смотри. Тебе же нравится. От меня не убудет, а тебе приятно.

Парень не ответил, сделал вид, что не расслышал. Валентина пожала плечами и принялась наводить красоту, так и не удосужившись прикрыть свою полунаготу. Из дамского ридикюля были извлечены расчёска, пудра, помада. И скальпели, бережно хранимые в черном замшевом чехле. Увидав скальпели, Аркадий поежился.

— Мне надо выйти побриться. Запахнись, — сказал Аркадий.

Он начал отпускать усы, но бороду приходилось сбривать в холодной воде тупыми лезвиями «Нева». В этом было что-то от ежедневной казни.

В тот момент кто-то робко постучал в дверь… Аркадий замер — сердце ушло вниз. Однако же никто не стал дергать ручку. Немного выждав, мужчина все же вышел в коридор и выдохнул с облегчением. По вагону шли «глухие», которые нелегально торговали фотокопиями всяческих сонников, гороскопов, церковных календарей и прочей внесоветской ерунды. В тамбуре, если удавалось столковаться, можно было приобрести порнографические карты. Кажется, и глухими-то они не были, а изображали таковых, чтоб удобней было изображать непонимание.