Кэтрин Уэбб - Исчезновение

Френсис рухнула со скамейки на влажную траву и съежилась, обхватив руками голову. Ей казалось, что она не может полноценно дышать, в воздухе что-то рвалось и визжало, земля тряслась, и она перестала что-либо понимать. Это был момент животного страха – страха, который заставлял все мышцы дрожать и делал ее слабой и глупой. Френсис однажды уже испытывала подобный страх, но не так долго, как теперь; это случилось, когда она впервые увидела призрак в старом лепрозории. И ее охватил такой же парализующий страх – словно падаешь с огромной высоты и понимаешь, что жить тебе осталось всего несколько секунд. Френсис вжалась в землю, крепко зажмурилась и до боли стиснула зубы, в то время как самолеты шли волна за волной, пикируя на город и осыпая его бомбами. Казалось, этот кошмар длится уже вечность: рев двигателей, грохот и содрогание земли от мощных взрывов. Запах весенних трав и зазеленевших деревьев поглотила едкая гарь; все вокруг заволокло дымом. И когда Френсис наконец заставила себя открыть глаза, она увидела, что весь Бат был в огне. Горел газовый завод. Пылали и Холлоуэй, и улица, на которой жила Френсис, и улица ее родителей. В панике от ужасного чувства беспомощности Френсис вскочила с земли и с плачем кинулась к лестнице Иакова, крутые ступени которой вели с утеса на Александра-роуд, где жила ее тетя Пэм. Это было ближайшее безопасное, как ей казалось, место, куда она могла добраться. Бросившись вниз по ступеням, Френсис услышала треск пулеметных очередей, и хотя раньше она никогда их не слышала, теперь почему-то сразу выделила из общего грохота. Она пыталась держаться темной стороны, где росли лавровые деревья и кустарники, но огонь пожарища вытеснил ночь. Где-то на середине лестницы Френсис споткнулась, потеряла равновесие и со всего маху врезалась в перила. Падая, она вывихнула лодыжку и так сильно ударилась головой, что перед глазами роем пронеслись белые всполохи. Очередная бомба упала совсем рядом. По мере приближения к земле ее свист стал напоминать крик банши. Затем раздался взрыв такой чудовищной силы, что на секунду-другую он поглотил все остальные звуки. Это настолько ошеломило Френсис, что она вцепилась в перила, словно они могли как-то защитить ее, и больше уже не двинулась с места. Голова у нее болела так, что казалось, будто она просто раскололась от удара. Френсис вспомнила о матери, представила, как та сидит в своем подвале и дрожит от страха. Подумала об отце, в надежде, что тот успел спрятаться в каком-нибудь общественном бомбоубежище. Потом мелькнула мысль о призраках лепрозория, но в конце концов все мысли отступили перед единственным желанием выжить.

1942 г. Второй день бомбардировок

Блеклое солнце пробивалось сквозь дымовую завесу. Прищурившись, Френсис посмотрела на небо. В голове у нее стучало, и ощущения были такие, будто она слегка пьяная; мысли двигались со странной медлительностью, как высокие облака в жаркий день. Во время падения Френсис рассекла лоб, и кровь залила все лицо, но она не обращала на это внимания, просто терла ссадину, потому что та сильно зудела. Ее охватило тревожное чувство, будто она забыла что-то очень важное, и события прошлой ночи не укладывались в логическую цепочку, как Френсис ни старалась их упорядочить. Из разговоров людей, которые доносились до ее слуха, она узнала, что после первой атаки наступило короткое затишье, а перед рассветом налет повторился. Френсис же казалось, что бомбардировка продолжалась и продолжалась не переставая, бесконечно. Она очнулась на рассвете на ступеньках, на том самом месте, где упала, и медленно побрела домой.

На улице Магдалины она стала помогать команде гражданской обороны разгребать руины дома, который стоял всего в трех кварталах от места, где жила Френсис со своими родителями. От прямого попадания зажигательной бомбы строение вспыхнуло, как фитиль. Крыша, печная труба и верхний этаж провалились в подвал. Дом превратился в кучу обгоревших головешек, со свистом испускающих струйки пара.

– Френсис, милочка, не стой как истукан! – услышала она голос своего отца Дерека и была так обрадована этому, что совсем не обратила внимания на укоризненный тон.

Чета Хинксли, которая жила здесь еще до рождения Френсис, до сих пор находилась где-то под завалом. Френсис знала, что у стариков на кухне стоял специальный стол под названием «укрытие Моррисона», но она также помнила, что оба они уже впали в детство и не покидали своей постели после предупреждения о воздушной тревоге.