Константин Тарасов - Единственный свидетель - Бог - повести

Володкович кивнул.

— И последний вопрос, — сказал я, — почему вы мне доверяетесь?

— Бог его знает, почему одним людям веришь, другим нет, — ответил Володкович. — Вы — боевой офицер, кавалер креста святого Георгия. Я так думаю: какая вам честь мстить человеку, уже покинувшему свет… Или за его грехи мне… Да и сложилось, что я вынужден вам рассказывать; я посвящать ни вас и никого другого не хотел. И я чувствую, вы — порядочный человек. Ведь не могут все офицеры не сознавать наших обстоятельств. Я сам служил и убедился: в армии много людей, сочувствующих постороннему горю. Земля слухом полнится, что и сейчас, в нашем крае, объятом мятежом, иные офицеры входят в понимание чужих судеб. Они заслуживают особой благодарности.

Красинский пришел на свидание весьма раздраженным.

— Господин Володкович объяснил мне, — сказал он, — что вы должностное лицо. Это верно?

— Верно, — ответил я.

— Знаете, господин штабс-капитан, я так не умею, — сказал Красинский, — и учиться не хочу. Между нами неприязнь, мой долг вам не возвращен, а вы вдруг себя возвеличиваете, чтобы вопросы мне задавать. Я понял так, что даже предстоит как бы отчитываться перед вами?

— Верно, — повторил я. — Господин Володкович считает, что Северин убит. Вы этому противитесь. Почему бы?

Красинский опешил:

— Как противлюсь! Это его мнение. Мое иное. И никакой связи… Уж не подозреваете ли вы, что я убил Северина?

В ответ я предложил прогуляться. Мы направились к прудам. Выйдя к ним, я спросил:

— Когда последний раз вы видели Северина?

— Позавчера, — ответил Красинский. — Незадолго до вас. Это было в гостиной. Мы распрощались, и они…

— Кто? — спросил я.

— …Северин и господин Володкович ушли.

— А что вы делали далее?

— Людвига плакала — я стал ее утешать. Потом она поднялась к себе, а я вышел в подъезду — там заряжали мортирки.

Пруды и беседка остались позади. Мы пересекли лужайку и пошли кустарником.

— Куда мы идем? — спросил Красинский.

— Где-то тут, — сказал я, — был убит брат вашей невесты. Может быть, возле этого куста или вот здесь.

Красинский равнодушно взглянул на указанное место.

— Скажите, Михал знал, что вы вызвали меня драться?

— Знал. Я просил его быть секундантом. Он отказался.

— Он вас не отговаривал?

— Пытался. Но я не люблю отступать.

— И что он?

— Сказал, что вы меня убьете.

— А где вы ожидали своих секундантов?

— Здесь, в усадьбе.

— Мне кажется, — сказал я, — вы не любили Северина.

— Почему не любил, — смутился Красинский. — Слово какое-то сентиментальное. Хотя вы верно заметили: мне он не нравился. Скучно было с ним, тяжело, всем на свете он был недоволен. Царь — подлец, в правительстве — мерзавцы, дворяне — скоты, а честные люди — только те, что на каторге, да он.

Я повернул назад и стал про себя отсчитывать шаги.

— Тоскливая натура, — продолжал Красинский. — Едем, бывало, мимо костела, он со злобой — «Работает, колдун!», мужики у корчмы дерутся, он «Правительство народ развращает!», лентяй крышу не перекрыл, он «Дворянство, так их и так. До убогости довели народ!». Просто смешно становилось.

И Красинский рассмеялся.

— Что вас еще интересует? — спросил он, отсмеявшись.

«Еще, где находился господин Володкович, когда вы вернулись с просеки!» — «В траурной зале», — был ответ. «А Людвига?» — «Тоже там». — «А Михал?» — «Все вместе. Вы думаете, — усмехнулся Красинский, — кто-то из них бегал в лес стрелять по вашему лекарю?»

— А Михал знает о выстреле? — спросил я.

— Он считает, что приятель Северина развлекался. Мундиры ваши ему в любом случае неприятны. И я так думаю.

Ай да Михал, поразился я. Мудрец.

— Я хочу вас попросить, — сказал Красинский, густо покраснев. — Я не говорил, что вы меня ранили… Я не могу, мне легче голову потерять… и дуэль наша все-таки не окончена. Я сказал, что разбился о сук, когда за стрелком гонялись… Вам ведь все равно…

Я мысленно ахнул. Да сколько же тебе лет, восклицал я. В таком рабстве у самолюбия состоять… Эх, совсем ты небитый! А если бы я грудь посек, что врал? — что медведь когтем провел?

— Вот вы полагаете, что Северин застрелился, — сказал я. — У вас есть основания?

— Кому он был нужен, этот Северин. У них у всех, кроме отца, слабая воля. Повоевал, потягался по лесам и к отцу — дайте денег, отбываю за границу, в Италию отдыхать. Что же касается слуг, то тут не те слуги, которые хозяев убивают. Мы сегодня говорили: господин Володкович месяцами держит в секретере деньги, и немалые — рубль не исчез. Уже сто раз могли бы ограбить, будь желание.