У Трилиссера было немного времени на то, чтобы поискать для Унгерна настоящих следователей, знатоков человеческих душ в Москве или Петрограде. Он не сомневался в том, что кого-нибудь из старорежимных истинных мастеров своего дела можно отыскать. Однако времени на то, чтобы «перековать» самих этих спецов и быть уверенным в том, что они будут искренне стараться для советской власти – увы, нет… И причина, как говорится, налицо: почти все царские правоохранителя если не пересажены или не «шлепнуты», то забились в глубокие щели и отнюдь не афишируют свою прежнюю профессию. Вытащить их несложно – но попробуй убедить, что возвращение к прежней «работе» не будет чревато для них опасными последствиями.
Комиссару отчего-то сразу вспомнился начальник Петербургской охранки полковник Герасимов [3] В 1905–1909 годах полковник А. В. Герасимов был начальником Петербургского охранного отделения. 25 октября 1909 году снят с должности, произведен в генерал-майоры и назначен генералом для поручений при министре внутренних дел по должности шефа жандармов, получал отдельные ревизионные поручения. В начале 1914 вышел в отставку с производством в генерал-лейтенанты. Во время Февральской революции был арестован, находился в заключении в Петропавловской крепости. Вскоре был освобожден под подписку о невыезде. В мае 1918 года знакомый предупредил его о возможном аресте, и Герасимов попытался покинуть Россию через Украину, однако был задержан на фильтрационном пункте и снова попал за решетку.
. Трилиссеру в свое время доводилось после собственных арестов бывать у него на допросах. Несмотря на классовую чуждость, Герасимов сумел произвести на него впечатление не только своей интеллигентностью, но и необыкновенным нюхом на малейшую ложь. Полковник – надо отдать ему должное – умел за короткий срок расположить к себе почти каждого подследственного. Сам себе комиссар мог признаться: возможно, только обилие работы у начальника охранки не дало в свое время Герасимову достучаться до него самого. И кто его знает – подержи его у себя полковник еще две-три недели…
Трилиссер поежился: такие воспоминания были чрезвычайно опасны: глядишь – и превратишься из несгибаемого борца с самодержавием в мягкотелого интеллигентишку…
Однако другого выхода комиссар пока не видел. Вызвав порученца, он продиктовал ему сверхсрочную депешу в Харьков: немедленно, с соблюдением секретности, доставить из местной тюрьмы в его распоряжение арестованного Герасимова. Конвою разговаривать с арестантом во время этапирования запрещалось.
Поговорю, попробую сагитировать поработать с Унгерном, решил он. Если согласится – можно пообещать отпустить его в Берлин, к жене, где она сумела обзавестись небольшой мастерской по пошиву дамского платья. Ну а в Подлипках [4] На секретной базе Коминтерна в подмосковных Подлипках (закодированной в документах под названием «База № 1») находилось производство специальной бумаги для документов, изготовлялись фальшивые паспорта и удостоверения, специальные чернила для их заполнения и другие подручные материалы.
быстренько сделают для бывшего начальника охранки новые документы и подберут рабоче-крестьянскую биографию. Не согласится полковник? Не добьется успеха [5] История умалчивает о том, добился ли Герасимов на допросах Унгерна успехов, однако уже через полгода бывший начальник Петербургской охранки генерал-лейтенант Герасимов с документами бывшего писаря Маштакова благополучно пересек границу РСФСР и воссоединился с женой, став ей верным помощником и ведя бухгалтерию портновской мастерской. Умер в Берлине в 1944 году, похоронен на православном кладбище Тегель.
– вернуть в тюрьму никогда не поздно! Главное – чтобы никто пока не знал, что комиссар намерен использовать для допроса врага такого же врага!
Чуточку повеселев от принятого решения, комиссар принялся разбирать груду накопившихся бумаг. Его работа была прервана резким звонком телефонного аппарата белого цвета, стоящего чуть в стороне от полудюжины обыкновенных, черных.
Это был не совсем обычный аппарат, и за все время работы в Совнаркоме Трилиссер мог по пальцам одной руки пересчитать, когда белый аппарат прямой связи издавал требовательную трель. Звонить по нему могли не более 4–5 человек, включая Ленина и Сталина.
Глядя на трезвонящий белый аппарат, комиссар почувствовал внезапную сухость во рту. Ленин? Но он болен, он в Горках, это Трилиссер знал абсолютно точно. Менжинский или… Сталин? Неужели кто-то из них так быстро отреагировал на его авантюристическую, прямо скажем, затею с бывшим начальником охранки? Кто мог донести? Порученец или кремлевский телеграфист?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу