Дэвид Моррелл - Властелин ночи

– Пожалуйста, пожалуйста, садитесь. Роберт никак не реагирует на то, что мы говорим, но, возможно, он нас слышит. Возможно, его разум изголодался по общению. Возможно, мы скажем нечто, что наконец вызовет его ответ.

Тон ее голоса был жизнерадостным, но я не могла не заметить затаенную печаль – и даже отчаяние, – которые она, казалось, едва сдерживает.

– Представляю себе, какое беспокойство вы ощущали, отправляясь сюда, учитывая все беды с поездами, да еще и в такой тоскливый ветреный и дождливый день. – Стелла повернулась к слуге. – Принесите чай и печенье. – Она быстро оглянулась на нас и спросила: – Но, возможно, печенье вам не по нраву? Возможно, вы предпочтете…

– Стелла, – Кэролайн обняла ее, – почему бы тебе не присесть? Ты, должно быть, сама не замечаешь, что говоришь так же быстро, как мчатся упомянутые тобой поезда.

Стелла удивленно взглянула на нее:

– Разве я быстро говорю?

Она обратила свой вопрос к нам с отцом.

– Возможно, совсем чуть-чуть, – с улыбкой ответила я. – Но я привыкла к такому. Иногда мы подолгу ни с кем не разговариваем, пока прячемся от кредиторов. Поэтому я тоже иногда говорю слишком быстро.

– От кредиторов? – смущенно переспросила Стелла.

Про себя я порадовалась, что моя попытка отвлечь ее принесла успех.

– Да, жизнь писателя переменчива.

– Строчишь, строчишь… – Отец понял мою подсказку и замахал правой рукой, словно записывая что-то гусиным пером. – Я завишу от милости капризных редакторов. В один день им мало того, что я пишу. В другой они говорят, что я вышел из моды. Но я продолжаю работать, бросая за спину одну исписанную страницу за другой, пока пол не покрывается ими, будто снегом.

Стелла задумчиво изучала наши улыбки, а затем сказала как-то неопределенно:

– Вы, конечно, преувеличиваете.

– Однажды домовладелец год держал меня в плену, заставляя постоянно писать, пока я не заплатил свой огромный долг.

– Вас год держали в плену? Это не может быть правдой.

– К сожалению, это она и есть, – подтвердила я.

– Спасаясь от кредиторов, я однажды бежал через всю Шотландию – от Эдинбурга до Глазго, – продолжал отец. – Один знакомый позволил мне спрятаться в обсерватории Глазго. Какая это была радость – каждую ночь смотреть в бесконечное небо и понимать, что твои проблемы ничто по сравнению с необъятностью Вселенной.

Стелла обдумала его слова и кивнула:

– Действительно. Возможно, мне стоит чаще смотреть на звезды.

Она повернулась к мужу, поправила одеяло и платком вытерла слюну в уголке его рта.

– Полагаю, вы хотели бы узнать, что с ним, но слишком хорошо воспитаны, чтобы спрашивать, – произнесла она. – Два месяца назад с моим супругом произошел несчастный случай. Вместе со своим сыном он отправился на верховую прогулку в один из тех ясных, холодных, бодрящих зимних дней, перед которыми мой муж никогда не мог устоять. Его сын прискакал обратно раньше времени, он был в ужасе и созывал слуг на помощь. Что-то напугало лошадь моего мужа. Гарольд думает, что какое-то животное пряталось в зарослях рядом с тропой.

– Гарольд? – спросила я.

– Сын моего мужа. То есть его взрослый сын, разумеется. Не Джереми, наш с Робертом малыш. Да, Гарольд думает, что в чаще прятался зверь или, возможно, с дерева неожиданно упала сухая ветка. Какой бы ни была причина, шум испугал лошадь моего мужа. – Она запнулась. – Та встала на дыбы. Земля промерзла. Роберт упал, ударился головой, и…

Стелла опустила глаза.

– Нет необходимости продолжать, – сказала я.

Кэролайн погладила Стеллу по плечу, взяв на себя бремя объяснений:

– С тех пор лорд Кавендейл пребывает в таком состоянии. – Она старалась не говорить о пэре с фамильярностью, которую ее дочь – супруга аристократа – могла себе позволить. – Единственный врач в Седвик-Хилле – это доктор Уэйнрайт. За ним сразу послали. Он заметил, что зрачки лорда Кавендейла расширены, и пришел к выводу, что тот получил сотрясение мозга, что внутри черепа скопилась кровь, из-за чего возросло давление.

Доктор Уэйнрайт считает, что практика применения пиявок для лечения скомпрометировала себя еще во времена Средневековья. Тем не менее он рекомендовал ее для этого случая, предположив, что пиявки могут спасти жизнь лорда Кавендейла, если приложить их к вискам. Так они поглотят избыток крови, который создавал давление на его мозг. Другим способом, говорил он, стало бы сверление черепа. Сын лорда Кавендейла и слышать об этом не желал, утверждая, что операция слишком опасна, а напряженный переезд до анатомического театра в Лондоне может убить его отца. Конечно же, без операции его светлость тоже мог бы умереть. Однако после трех дней лечения пиявками глаза его пришли в обычный вид. Давление, видимо, уменьшилось. Но, как видите, прежним он так и не стал.