Дэвид Моррелл - Властелин ночи

Воздух мгновенно сделался еще холоднее, дышать стало тяжело. Они слышали только эхо собственных шагов и звук падающих с потолка капель.

Эмили направила фонарь в проход между рельсами, но свет был слишком слабым, чтобы разогнать тьму, скопившуюся возле изогнутых стен.

– Бездна из моих опийных кошмаров, – пробормотал Де Квинси.

– Отец, может быть, тебе стоило остаться на станции? Ты чувствуешь в себе силы, чтобы идти дальше?

– Я чувствую себя…

– Да? – обеспокоенно спросила девушка.

– …живым.

Воодушевление оттого, что у него опять появилась цель, приглушало усталость шестидесятидевятилетнего Де Квинси, отгоняя прочь годы бесплодных сожалений о ловушке, в которую он угодил. Привычка ходить по пятнадцать миль ежедневно, чтобы справиться с тягой к опиуму, так раздражавшие лорда Палмерстона полуночные прогулки старика укрепили его ноги, так что ему удалось не отстать от своей дочери.

– Там, впереди, на насыпи что-то есть, – указал рукой Де Квинси.

Фонарь высветил темный бугорок между железнодорожными путями.

Эмили рванулась вперед, но тут же остановилась.

Даже если бы мужчина не лежал неподвижно, так, как могут лежать только покойники, все равно было ясно, что помощь ему уже не нужна. Убийца перерезал ему горло, превратил лицо в кровавое месиво и едва не отрубил ногу.

– Ох, – только и могла вымолвить Эмили.

Она поставила фонарь на насыпь и опустилась на колени рядом с огромной лужей крови, окружавшей труп. Преодолев секундную нерешительность, она протянула руку к запястью мертвого мужчины, чтобы нащупать пульс. Затем сокрушенно покачала головой.

– В декабре я подумала, что уже видела самое худшее в своей жизни. После февральский событий я окончательно уверилась в этом. Но сейчас… – Она вздохнула. – Помоги, Господи, этому человеку, потому что я уже ничем помочь не могу.

Де Квинси старался отогнать от себя медный запах крови.

– Надеюсь, ты не станешь утверждать, что это убийство тоже было изящным искусством? – поинтересовалась Эмили.

– Пусть судит Аристотель, а не я. Страх и сострадание – вот что требовал от искусства великий философ.

Де Квинси помог дочери подняться.

– То, что сделали с этим человеком, безусловно, вызывает ужас. – Он повернул Эмили так, чтобы она не видела труп. – Но как насчет сострадания?

– Отец, я догадываюсь, что ты сейчас делаешь.

– Просто пытаюсь создать в твоей голове реальность более возвышенную, чем та, что лежит у тебя за спиной.

– Спасибо.

– Этот человек, запертый, словно в клетке, в несущемся, словно пуля, поезде, чувствовал свою беспомощность, как и все мы, путешествуя подобным образом, и вот гнусное воображение подтолкнуло убийцу к преступлению в запертом купе. Не начнет ли в скором времени весь мир двигаться с такой скоростью, что в нем не останется места, где мы не будем ощущать страха? Да, мне жаль этого человека, – тихим голосом произнес Де Квинси. – Мне жаль всех нас.

Они обернулись к далекому входу в тоннель. Пробивающийся оттуда лунный свет создавал разительный контраст с густой темнотой вокруг.

– Ты вздрогнул, отец. Тебе холодно?

– Ты тоже вздрогнула, – ответил он дочери.

– Но мы не можем уйти отсюда, – сказала Эмили, и тоннель ответил ей гулким эхом. – До тех пор, пока станционные служащие не придут сюда и не найдут труп точно так же, как нашли его мы. Шон наверняка захочет, чтобы все оставалось нетронутым до его прихода.

– Ты видишь огни станции?

– Нет, отец, они слишком далеко.

– Может быть, ты видишь силуэты спешащих к нам людей?

– Нет, их я тоже не вижу, – ответила Эмили. – Как ты думаешь, что их задержало?

– А вот я что-то вижу. Возможно, это только мое воображение, затуманенное лауданумом.

– О чем ты, отец?

Де Квинси протянул вперед руку с фонарем. На уровне его колен в темноте сверкнули отраженным светом несколько пар глаз.

Эмили отшатнулась. В ответ кто-то зарычал.

– Собаки, – определила девушка.

Глаза пододвинулись ближе – три пары, четыре, пять.

– Должно быть, их привлек запах крови, – решил Де Квинси. – Они хотят съесть труп!

Зарычала еще одна собака.

– Возможно, они и нас захотят съесть! – Эмили замахала руками и крикнула: – Пошли прочь!

Глаза ненадолго исчезли.

– Вот и правильно! – продолжала кричать девушка, решив, что собаки повернулись и убежали прочь. – Оставьте нас в покое!

Но тут глаза снова засверкали к темноте.

– Я не могу ничем помочь этой несчастной душе, но клянусь Богом, что не оставлю его тело! – заявила Эмили.