— Государь, — сказал подъехавший д’Аржансон, — маршал поручил мне сказать вашему величеству, что он позаботился обо всем и что все готово.
В ту минуту, когда король въезжал на мост, туман внезапно рассеялся и солнце ярко засверкало.
Солдаты полка Фер и нормандской бригады, охранявшие мост, стояли в две линии справа и слева. Когда Людовик и дофин выехали на мост, они закричали:
— Да здравствует король! Да здравствует дофин!
В эту минуту скорым шагом подошли солдаты, неся на плечах носилки, на которых лежал маршал в полном обмундировании, а за носилками его конюший вел андалузскую лошадь.
Маршал, чтобы не потратить сразу все силы, которые были до того истощены, что он не смог надеть кирасы, велел обнести себя вокруг лагеря. Он все осмотрел, все увидел, поговорил с генералами, отдал им последние приказания. Сесть на лошадь маршал собирался только в момент начала боя. Он поклонился королю, который ему подал руку.
— Все ваши предписания исполнены? — спросил король.
— Все, государь, — ответил Мориц.
Король поехал вперед.
В пятидесяти шагах позади третьей линии, между Фонтенуа и лесом Барри, находился очаровательный зеленый пригорок, возвышавшийся над всей равниной, на нем стояла маленькая часовня. На этом пригорке король должен был находиться во время сражения.
К Морицу прискакал его первый адъютант де Мез.
— Господин маршал! Неприятель приближается.
— Лошадь! — закричал маршал.
— Вам плохо? — спросил король.
— Нет, государь, — ответил Мориц, энергично садясь в седло, — мне уже не плохо.
Он ускакал в сопровождении своих офицеров и направился прямо к передовой, чтобы присутствовать при первом огне. Приближалась великая минута. Вдали, на равнине, виднелось огромное облако красноватой пыли, поднимаемой ветром. То были английская и голландская армии.
Пробило пять часов утра. Две неприятельские армии стояли лицом к лицу на расстоянии пушечного выстрела и смотрели одна на другую в тревожном ожидании роковой минуты.
Ничего не могло быть страшнее и торжественнее тех нескольких секунд, которые предшествовали началу битвы. Любой, кто накануне видел маршала прикованным болезнью к постели и встретил его сейчас на лошади, объезжающим ряды, наверняка не узнал бы его.
Маркиз де Мез следовал за ним, чтобы передавать его приказания. Круасси, Монтерсон, Таванн и другие именитые вельможи сопровождали Морица Саксонского. До решительной минуты маршал хотел объехать всю первую линию.
Мориц ехал верхом и кланялся, проезжая мимо знамен центральных полков, сгруппированных за фонтенуаскими редутами. Потом Мориц проехал в Антуань, где командовал герцог де Ноайль, которому предстояло выступать против голландцев. Де Ноайль верхом следовал возле Морица Саксонского. Герцог де Граммон, племянник герцога де Ноайля, также ехал рядом на коне.
— Герцог, — сказал Мориц, — хочу напомнить, что король оказал вам милость, приказав сделать первый пушечный выстрел. Все готово.
Герцог де Ноайль поклонился.
— Я буду иметь честь сам участвовать в сражении, — ответил он. — Граммон, — прибавил он, обернувшись к своему племяннику, — поезжайте сказать королю, что я начинаю.
Молодой герцог поклонился и хотел пришпорить свою лошадь.
— Обними же меня, прежде чем уедешь! — продолжал де Ноайль.
Ноайль и Мориц стояли друг перед другом под вязами. Голландцы, англичане и австрийцы, образуя полумесяц, медленно приближались. Сражение вот-вот должно было начаться. Граммон приблизился к дяде, проехав между ним и маршалом, который протянул ему руку.
— Сражайтесь, как при Деттинге, — сказал Мориц, намекая на сражение, происходившее два года назад, в котором Граммон проявил истинное бесстрашие, бросившись на неприятеля.
— Скажите его величеству, — продолжал де Ноайль, — что я сегодня с гордостью одержу победу или умру за него!
Дядя наклонился, чтобы обнять племянника. Граммон, вставший между маршалом и герцогом, держал в левой руке правую руку маршала и, наклонившись в седле, подставил щеку де Ноайлю. В эту минуту блеснула молния, раздался выстрел, и Граммон упал.
Это было первое ядро, пущенное голландской пушкой; ядро пролетело между маршалом и герцогом де Ноайлем и раздробило грудь герцога де Граммона, который упал замертво на шею лошади.
Мориц чувствовал в своей руке, как сжались пальцы этой первой жертвы сражения, а герцог де Ноайль получил последний поцелуй этих навсегда закрывшихся уст.
Читать дальше