Поули встает и, забрав со стола свой недопитый стакан, изучает его содержимое на свет:
— Подумайте над этим предложением — сдается мне, что лучшей цены вам не дождаться. Жду вашего ответа до нынешней полуночи; я квартирую в гостинице «Эдинбург», и чтоб в этом убедиться нет нужды посылать за мной хвост. Ну, а обнаружив такой хвост, — резидент обводит тяжелым взглядом своих контрагентов, — я буду считать, что наши переговоры провалились, со всеми отсюда вытекающими. Всего доброго, джентльмены!
Допивает залпом и направляется к двери, бросив через плечо: «А водка-то, между прочим, должна быть настоящая, русская!»
— Ну что, подпишете почетную капитуляцию, сэр? — вопрошает после довольно продолжительной паузы Скерес.
— Капитуляцию… Живой — и разговорчивый! — Чолмли — это, между прочим, твой прокол, а не чей-нибудь!
— Mea culpa … Его светлости докладывать будем?
— Нет, разумеется! «Прощение получить легче, чем разрешение»…
Сцена 5.
Джон Бест (опять в гражданском) идет по лондонским улицам, явно проверяясь на предмет слежки: неожиданно сворачивает в проходной двор, потом бросает взгляд назад через зажатый в кулаке осколок зеркальца. В конце концов ныряет в неприметный, но респектабельный ресторанчик «Копченый угорь» и, обведя взглядом средней заполненности зал, подсаживается к ожидающему его в уголке Рэли.
В ту же секунду за их столиком, как по волшебству, материализуется третий — насмешливо улыбающийся Поули:
— «Где двое или трое собрались во имя мое, там и я среди них»! Не сочтите за богохульство, джентльмены…
Бест ошарашено хватается за рукоятку кинжала, но обнаруживает уже упершееся ему в живот острие стилета:
— Только без глупостей!..
Рэли же на происходящее взирает скорее благосклонно:
— Ну, богохульствами нас точно не проймешь, а собрались мы, похоже, и вправду «во имя ваше»… Вы, вероятно, и есть тот самый джентльмен Службы, который «найдет нас там и тогда, когда сочтет это целесообразным»?
— Он самый, сэр!
— Кстати, тут недурная кухня. Не хотите заказать что-нибудь… ностальгическое? Пудинг там, или типа того?
— Помилуйте, — со смехом отмахивается резидент, — порой единственное, что всё-таки примиряет меня с Континентом — это отсутствие там английской кухни, век бы ее не видеть…
— Ну а как насчет доброго английского эля?
— А вот это предложение, от которого невозможно отказаться!
Три кружки темного сдвигаются в чоке , роняя пену. После чего Рэли обращается к собеседнику уже без тени улыбки:
— Мы вас слушаем. Мы вас внимательно слушаем!
— Адмирал, — приступает Поули, — поверьте: Служба сейчас делает всё для спасения нашего оперативника, Драматурга; всё, и даже больше…. И — понимая предмет вашего отдельного беспокойства — в пыточный подвал он не попадет ни при каких обстоятельствах. Ни при каких — если вы понимаете, о чем я… Я готов вам в этом поклясться… кстати, а чем следует клясться атеисту?
— Понятия не имею — об этом надо спрашивать у атеистов. А мне вполне достаточно вашего слова джентльмена… Так чего вы от нас хотите?
— Чтоб вы не лезли, куда не просят, и не путались у нас под ногами: хуже нету при тайной операции, чем угодить под дружественный огонь — уж поверьте… И если вы угробите нам операцию… и Драматурга!.. — полезши поперед батьки в пекло… Сдается мне, что вам потом будет очень стыдно, Адмирал. Dixi .
— Ладно, — роняет Рэли. — Можем ли мы вам чем-то помочь?
— Да, нам могут пригодятся ваши оперативные возможности непосредственно во Дворце, — Поули, вставая, кивает на безмолвного Беста. — Но только — никакой самодеятельности, о-кей?
— Что ж, парни, — подымается и Рэли, — как напутствуют у нас, в Королевском флоте: «Доброго ветра — Fair winds!»
— Отличное напутствие, кстати, — отвечает Поули со скрепляющим рукопожатием. — Пошлите нам ветер — а уж попутным мы его сделаем сами! Кстати, говорят у вас, в Королевском флоте, бытует присловье: «Кроткие наследуют землю. Мы — море»; тоже богохульство, конечно — но мне нравится, черт побери!
Сцена 6
Паб весьма средней руки, в зале — людно и накурено. За угловым столиком — Поули и Скерес, тихий разговор которых не слыхать из-за гомона других посетителей; на столе — пара кружек эля, из которых едва отхлебнуто. Поули что-то быстро чертит на листке бумаги; камера берет крупный план — теперь зрителю видна план-схема, с какими-то крестиками и стрелками. Скерес, подавшись вперед, тычет пальцем в одну из стрелок на схеме и отрицательно мотает головой. Поули, сощурившись, что-то прикидывает в уме, потом со вздохом соглашается и, скомкав листок, поджигает его в пепельнице; не глядя, сует монетку подскочившему «на огонек» халдею и тоже склоняется вперед, к Скересу, излагающему тем временем, загибая пальцы, какие-то неслышные за шумом доводы.
Читать дальше