Ипполит Рапгоф - Сонька Золотая Ручка [Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль]

— Может быть, вы желаете, чтобы я написал для вас прошение? — снова ее спрашиваю.

Она отрицательно мотнула головой и продолжала плакать. Я совершенно растерялся пред таким обильным потоком слез. Вперемешку с рыданиями она, наконец, подробно стала рассказывать, как с ней грубо обращались в Александровке, как заковали ее в кандалы и зверски наказали розгами…

Выслушав ее грустную исповедь, я все же недоумевал: что ей надо от меня?

Не отвечая прямо на мой вопрос, она стала жаловаться на начальника Тымовского округа.

— Мне кажется, — заметил я ей, — начальник, напротив, относится к вам слишком снисходительно. Ему, например, известно, что вы сделали из своего дома шинок, и однако он смотрит на это сквозь пальцы. И если бы вы продавали одну чистую водку, а то ведь у вас какое-то особенное пиво с дурманом. Как стакан выпьешь, говорят, так целый день в голове точно гвоздь сидит.

— Ах, что вы?! Что вы?! Я вам принесу сейчас. Вы сами увидите, что вам неправду сказали.

— Нет, благодарю! Мой сторож попробовал выпить у вас стакан пива, но потом всю ночь промучился с страшною головною болью… Если вы не желаете, чтобы я вам написал прошение, то что же вы хотите от меня?

— Говорят, вы родственник генералу… Не скажете ли ему за меня несколько слов?..

Пришлось ее разочаровать, как и многих других ссыльных, приходивших с подобными просьбами.

Воскресенье. Вечер. Около маленького, чистенького домика, рядом с Дербинской богадельней, шум и смех. Скрипят убранные ельником карусели. Визжит оркестр из трех скрипок и фальшивого кларнета. Поселенцы пляшут трепака. На подмостках «непомнящий родства» маг и волшебник ест горящую паклю и выматывает из носа разноцветные ленты. Хлопают пробки квасных бутылок. Из квасной лавочки раздаются подвыпившие голоса. Из окон доносится:

— Бардадым. Помирил, рубль мазу. Шеперка, по кушу очко. На пе. На перепе. Барыня. Два сбока.

Хозяйка этой квасной, игорного дома, карусели, танцкласса, корчмы и Сахалинского кафе-шантана — «крестьянка из ссыльных», Софья Блювштейн.

Всероссийски, почти европейски, знаменитая «Золотая ручка».

Во время ее процесса стол вещественных доказательств горел огнем от груды колец, браслетов, колье. Трофеев — улик.

— Свидетельница, — обратился председатель к одной из потерпевших, — укажите, какие здесь вещи ваши?

Дама с изменившимся лицом подошла к этой «Голконде».

Глаза горели, руки дрожали. Она перебирала, трогала каждую вещь.

Тогда «с высоты» скамьи подсудимых раздался насмешливый голос:

— Сударыня, будьте спокойнее. Не волнуйтесь так: эти бриллианты — поддельные.

Этот эпизод вспомнился мне, когда я, в шесть часов утра, шел в первый раз в гости к «Золотой ручке».

Я ждал встречи с этим Мефистофелем, «Рокамболем в юбке».

С могучей преступной натурой, которой не сломила ни каторга, ни одиночная тюрьма, ни кандалы, ни свист пуль, ни свист розги. С женщиной, которая, сидя в одиночном заключении, измышляла и создавала планы, от которых пахло кровью.

И… я невольно отступил, когда навстречу мне вышла маленькая старушка с нарумяненным, сморщенным как печеное яблоко лицом, в ажурных чулках, в стареньком капоте, с претензиями на кокетство, с завитыми крашеными волосами.

— Неужели «эта»?

Она была так жалка со своей «убогой роскошью наряда и поддельною краской ланит». Седые волосы и желтые обтянутые щеки не произвели бы такого впечатления.

Зачем все это?

Рядом с ней стоял высокий, здоровый, плотный, красивый, — как бывает красиво сильное животное, — ее «сожитель» (так официально они называются на Сахалине), ссыльнопоселенец Богданов.

Становилось все ясно…

И эти пунцовые румяна, которые должны играть, как свежий румянец молодости.

Мы познакомились.

Блювштейн попросила меня сесть. Нам подали чай и бисквиты.

Сколько ей теперь лет, я не берусь определить. Мне никогда не приходилось видеть женщин, у которых над головой свистели пули, — женщин, которых секли. Трудно судить по лицу, сколько лет человеку, пережившему такие минуты!

Она говорит, что ей тридцать пять лет, но какая же она была бы пятидесятилетняя женщина, если бы не говорила, что ей тридцать пять.

На Сахалине про нее ходит масса легенд. Упорно держится мнение, что это вовсе не «Золотая ручка». Что это «сменщица», подставное лицо, которое отбывает наказание — в то время как настоящая «Золотая ручка» продолжает свою неуловимую деятельность в России.