Евгений Кузнецов - Княжий сыск. Последняя святыня

Слезы старухи полились еще обильнее. Александр струхнул не на шутку:

— Что случилось?!

Услышанное в ответ, если и потрясло его своей нелепостью и невероятием, то одновременно свалило с души камень.

— Как тебе бы вернуться по срокам-то, приехал в слободу Рогуля… И говорит, мол, бой в Твери случился и, говорит, что убили тебя. Что прям у него на руках ты и скончался. Всё шапку твою показывал в крови.

— Да наплевать нам на Рогулю… Дочь твоя где? И дети? — торопил Одинец, усаживая тещу. Бабушка понемногу приходила в себя.

— Увёз он её, всех увёз.

— Как увёз? Куда?

— А так, сказал, будто по твоей вине он весь товар потерял в Твери, и что есть у него кабальная запись от тебя. Что отрабатывать Марья будет долг.

Одинец выслушал всю эту чушь уже совсем спокойно. Главное — живы все. А с Егором он поговорит. Может, Яганиха и недопоняла чего…

— Что? — переспросил Александр, выходя из раздумий.

— Ты, поди, поисть с дороги хочешь? Посмотри сам, чего в печи есть. Я ныне, как Марью увезли, обезножела. Дочка старшая приходит стряпать да покормить меня. Никифор — тот, почитай, ни одного дня с той поры трезвым и не бывал. Кузню закинул… с утра — и за кружку… мерина вашего и корову с овцами Рогуля тоже свел со двора.

Утром Александр прошелся по пустому двору, вернулся в избу, подкинул дровишек в давно нетопленую и оттого дымящую печь и стал собираться в дорогу. Под потолком, на жердине мяукал одичалый и голодный кот. Дядька сидел за столом, глазея на воскресшего племянника. Еще ночью он осознал Сашкино возвращение и несколько раз пробирался в запечный кут, где тот спал, чтобы потрогать Александра: явь или почудилось? В конце концов Одинец спросонья так руганул старого кузнеца, что это сняло все вопросы: живой! Последние сомнения развеялись, когда Сашка на рассвете вылил в помойную лохань остатки бражки.

— Эх ты… Так с отцом обращаешься… — всплакнул Никифор по пропавшей опохмелке. От надрывного укора, прозвучавшего в голосе дядьки, у Одинца все перевернулось в душе, но он выдержал.

— Всё, батя. Трезветь будем.

Заскрипела и стукнула входная дверь.

— О-о! — кузнец утёр покрасневшие глаза. — Вот и власть заявилась. Щас она заступится, найдет управу на бессовестного сынка, который старика обижает. Проходи, проходи, Влас. Полюбуйся: мало того, что с того света вернулся, так еще и всю бражку у меня изничтожил!

Влас, седой, усушенный прожитыми годами старикан, как и прежде тянул на себе воз забот посельского старосты. Большая часть слободских жителей, родившихся уже на его веку, была уверена, что сколько существует село, столько существует и староста дядя Влас, и что когда помрут они и вырастут их внуки, старостой всё так же будет Влас.

— Здорово, блудный сын, — дребезжащим голоском сказал посельский, обращаясь к Одинцу, — услышал еще вечор о твоем возвращении, вот и зашёл.

Влас сердито оглянулся назад: в двери вслед за ним лезли и лезли соседские мужики. Все истово крестились, переступая порог. Толпа прибывала, помалу выталкивая старосту на середину избы.

— Где ж ты слонялся все это время, Лександр?

— Где был, там уж нет. Проходите, гости дорогие! Рады бы к столу пригласить, да в доме и укусить нечего.

— Э-э! — отмахнулся староста, — обойдутся без разносолов. Ну-ка, раздайтесь, навалило вас такую прорву… Они ведь чего все притащились? — староста покрутил головой, удивляясь человеческой глупости. — Кто-то слух по селу пустил, мол, а верно ли, живой ты вернулся?

— Как, как? — недопонял Одинец.

— Ну, это… упырь там вдруг, аль вурдулак какой…

Столь дикое измышление чуточку развеселило Александра: что взять с людей, с малолетства слушавших страшные истории, без рассказа которых не обходились долгие зимние вечера? Кое-кто из них и села не покидал во всю свою жизнь. А у таких, что соломина к курьей заднице пристала, что ворона раскаркалась на церкви, что мышь за пазуху упала, все к одному сходится: непременно быть покойнику.

Одинец, скрючив пальцы, зацарапал грудь и завращал выпученными очами.

— У-у, — завыл он, принюхиваясь, — чую, чую: чесноку наелись! Пришла смертынька мне, упыришке бедному…

Общество побелело с лица. В наступившей полной тишине с потолка избы на пол свалился оттаявший таракан. Одуревшее животное полежало на половичке, затем перевернулось и поковыляло на слабеньких ножках прочь.

— А тень-то вот она, — прошептал кто-то.

И тут все увидели, что стоящий возле окна Одинец отбрасывает хорошо различимую тень…