Игорь Шприц - Двойной Нельсон

* * *

Павел Нестерович Путиловский, в чьем непосредственном подчинении находился Евграфий Петрович, в данный момент даже не подозревал о приключениях своего подчиненного, а мирно докуривал большую «коронас», периодически прикладываясь то к сигаре, то к бокалу с коньяком.

Его школьный приятель, а ныне профессор Петербургского университета, Александр Иосифович Франк утопал в кресле напротив. Поскольку Франк не курил, то к бокалу с коньяком он, соблюдая заданный хозяином квартиры ритм, прикладывался в два раза чаще. Поэтому к концу дистанции он приходил обычно с двойным запасом поглощенного коньяка. Но Путиловский прощал ему эти милые слабости, ценя во Франке не собутыльника, а философа, способного ответить на самые жгучие вопросы современности. Третьим собеседником, составлявшим кворум, был безмятежно спящий на диване сибирский кот Максимилиан, или просто Макс. В дискуссии он обычно участвовал одним лишь молчаливым присутствием.

Вот и сейчас троица обсуждала самые последние, животрепещущие события в Империи — Златоустовский расстрел рабочих и кишиневский погром. По странному стечению обстоятельств в обоих инцидентах погибло одинаковое количество — по 45 человек. И раненых было около восьмидесяти и там, и там.

— ...Если почитать Ветхий Завет, конечно же, тогда никто не обращал внимания на такие жертвы. Счет шел на тысячи, десятки тысяч людей. Но с тех пор человечество прошло далеко вперед. Оно не должно мириться ни с какими жертвами!

— Ей-богу, Пьеро, ты меня в который раз удивляешь. — По давней привычке Франк называл своего приятеля школьным прозвищем. — Какой, к черту, прогресс? Мир замер перед чудовищными жертвами! Ты посмотри — идет накопление сил и интересов перед большой битвой народов. Какие, к черту, десятки тысяч? Миллионы будущих жертв — вот цена твоего прогресса! За все надо платить, мой милый Пьеро.

— А за что тогда заплатили твои соплеменники?

— О-хо-хо... — Франк спрятал лицо в ладони, раскачиваясь, как его предки во время молитвы. — Снова евреи на распутье: либо исчезнуть и раствориться в ассимиляции, либо оставаться единым народом. Тогда погромы неизбежны.

— Я думаю, такое не повторится. В России двадцать лет не было ничего подобного. Русский народ принял столько наций! Ты посмотри, в столице каждый четвертый — немец, каждый пятый — поляк. А татары? А кавказцы? А те же иудеи?

— Да при чем здесь иудеи? Речь идет о национальном! Когда встречаются две нации, много ли в истории примеров их цивилизованного добрососедства? Ты вспомни, вспомни историю — сплошные войны, и ничего, кроме войн. Си вис пацем, пара баллум!

— Хочешь мира, готовься к войне? Я категорически возражаю! — Путиловский вскочил и нервно заходил но кабинету. — Мир изменился!

— И преотлично! Я полностью с тобой согласен. Мир изменился -- вот уже изобрели передачу информации без проводов, по эфиру. А счастья все нет и нет. А почему? Че-ло-век! Человек не изменился ни на йоту! Толпа как была толпой, таковой и остается. И если вдруг одному олигофрену с повышенным чувством ксенофобии удастся встать во главе толпы — все! Начинаются массовые поиски виновных. И оказывается, что виноваты соседи, которые не так молятся.

Франк тоже разволновался, но ходить но кабинету не стал, а унял волнение солидным глотком коньяка, что тоже успокаивает, и даже гораздо эффективнее.

— Не так солят кашу и разбивают яйца не с того конца! Они пришли на наши исконные места! Съели всю нашу рыбу и обесчестили всех наших девушек! А на Пасху им для мацы обязательно нужна кровь христианского младенца! И пошло-поехало... Мир изменился — но и война изменилась. А люди не изменились. Не изменилась и их реакция на все незнакомое и чужое. Следовательно, исходя из первичных, фундаментальных основ поведения человека, я смею предсказать — а это очень неблагодарное занятие! — что ничего хорошего нас с тобой в будущем не ждет. Дикси [1] Я сказал (лат.) .

— Что же делать?

— Жить. Коптить небо. И радоваться хотя бы этому. Вот... пить коньяк! — И он без промедления претворил прогноз в действие.

Лейда Карловна, экономка Путиловского, с отсутствующим видом внесла свежую пепельницу. Она считала Франка совратителем хозяина, не скрывала этого и не одобряла такого рода посиделки.

— Кстати, спросим совершенно невинную Лейду Карловну! — обрадовался Франк.

— Фот еще! — возмутилась действительно невинная Лейда Карловна. — Сачем вам моя нефинность?