Олег Мушинский - Кронштадтский детектив

Зеваки расступились, пропуская доктора, и вновь сомкнули ряды за его спиной.

— Барышня, пропустить врач, — попросил доктор.

Она даже головы не повернула. Городовой попытался тактично отстранить ее от тела, да куда там?! Барышня вцепилась намертво. У доктора тут и вовсе не было ни единого шанса. Маленький и жилистый, он, если бы не седая бородка клинышком, вполне сошел бы за подростка. Мне же лично Клаус Францевич больше напоминал оголодавшего гнома. Его неизменный темно-синий камзол, по словам доктора, считался невероятно модным в Германии. Считался, по крайней мере, когда Клаус Францевич был еще молод, но, вообще-то, с тех пор много воды утекло.

— Барышня, пропустить! — снова прикрикнул доктор.

Он опустился рядом с юношей на колени, не обращая внимания, что оказался прямо в луже, однако свой саквояж поставил туда, где посуше. Барышня продолжала тормошить утопленника.

— Ладно, будет! — строго прикрикнул на нее моряк.

Та удивленно подняла голову. Моряк приобнял ее за плечи и отстранил от тела.

— Вот так вот, — уже тише и куда добрее сказал он.

Доктор незамедлительно склонился над юношей. Зеваки подались поближе. Городовой прикрикнул на них, и те отпрянули обратно. Пока Клаус Францевич колдовал, моряк, аккуратно свернув веревку в кольцо, протянул ее мне:

— Ваша? — спросил он.

Я отрицательно помотал головой.

— Где вы ее в-взяли?

— Да вон, прямо тут на углу валялась, — моряк махнул рукой туда, где канал делал поворот. — Я еще подумал: как кстати. Прямо по размеру, да и крепкая, не гниль какая-нибудь. Не иначе, ваш ангел сегодня не дремал на посту.

В ответ я смог только кивнуть.

— Авось обронил кто, — заметил городовой. — Сегодня торговля рассуетилась спозаранку.

— Ну, тогда ищите, чья пропажа, — ответил моряк, отдавая ему веревку. — А у меня, извините, служба.

Он лихо козырнул на прощание и так быстро исчез за толпой, словно растаял в воздухе. Я же чувствовал, что превращаюсь в ледяной памятник самому себе.

Доктор медленно поднял голову.

— Ну что там, Клаус Францевич? — простучал я зубами.

Как морзянку отбарабанил. Барышня моментально умолкла, вся обратившись в слух.

— Я сказать плохой новость, — вздохнул доктор. — Он умирать. Вы, Ефим, должен греться. Быстро! Иначе будет еще один плохой новость. Тут я не могу помогать. Простите.

Последнее было обращено к барышне. Она медленно кивнула, стоически воспринимая «плохой новость», но не удержалась и спрятала лицо в ладонях. Я набросил ей на плечи свой плащ. Холодный ветер тотчас грубо напомнил, сколь непрактично благородство. Его поддержал доктор, велев мне незамедлительно убираться куда-нибудь в теплое место. То есть велел, конечно, со всей своей немецкой тактичностью, но суть была именно таковой.

— Иначе быть вам, Ефим, полный каюк! — пообещал он.

Надо сказать, тут я с ним был полностью согласен.

ОТ МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ до полицейского отделения было рукой подать. Не прошло и десяти минут, как я, переодевшись в сухое, сидел в начальственном кабинете. В углу пыхтел самовар, а Вениамин Степанович самолично заваривал нам чай.

Это дело он никому не доверял. Только один раз, сразу по приезде, Вениамин Степанович отведал чаю, который специально для него заварил наш вечный дежурный Семён. Приличный чай, кстати. Я себе домой такой же покупаю. Однако едва Вениамин Степанович сделал первый глоток, в воздухе запахло грозой. Во взгляде инспектора отчетливо читалось: «Если вы рассчитывали вытурить меня из Кронштадта вот этой вот пакостью, то вы, братцы, сильно просчитались». Впрочем, тогда гроза прошла стороной, но с тех пор Вениамин Степанович заваривал чай самостоятельно. Покупал он его, кстати, тоже сам, у китайцев в Гостином дворе. Причём за такие баснословные деньги, что по мне, так они еще должны были поднести инспектору фарфоровый сервиз, а не просто кланяться с хитрющими улыбками на физиономиях!

— Итак, что там стряслось, Ефим? — спросил Вениамин Степанович, когда священнодействие — иначе процесс заваривания чая в его исполнении никак нельзя было назвать — завершилось, и он поставил передо мной кружку. — Пейте и рассказывайте. В таком порядке.

— Спасибо, — сказал я и осторожно отхлебнул.

Чай был горячий, но уже не кипяток, и у него был странный привкус. Из кружки ощутимо тянуло паленым. А ведь китайцы знали, кому чай отпускали. Семен их сразу предупредил, кто их важный покупатель и чем это может для них кончиться, так что вряд ли они осмелились бы столичному инспектору какую-нибудь дрянь втюхать.