Вадим Деружинский - Чёрная лента

Когда Алесь поднялся, наконец, на ноги, она добавила:

— Я узнала его по голосу, этого человека из контрразведки. Это он тогда ночью был тут в музее… Ну, когда были убиты все те люди, а он собирал в грузовик трупы… Его лицо было замотано платком, но голос я запомнила… Это убийца…

— Да, и мы об этом только что узнали… — вздохнул журналист. — К сожалению, весьма поздно…

— Они сказали, что хотят убить профессора, когда найдут крест… И убьют вместе с ним тебя… А я не хочу, чтобы ты умер…

Эльвира, наклонив голову, заглянула ему в лицо со слезами на глазах. Не зная, что и ответить, Минич отвернулся и стал распутывать руки профессора, а тот спросил певицу:

— Я уважаю ваш смелый поступок, дорогая панна… Но что же вы теперь станете делать? Они ведь вас накажут.

— Не знаю, — пожала плечами Роуз, у нее потекли ручьями по щекам слезы. — Мы вместе опять куда-нибудь сбежим… Вы ведь возьмете меня с собой? Будем вместе путешествовать…

— Тру-ля-ля… — улыбнулся, вздохнув, Дайнович и взглянул с любопытством на растерянного журналиста.

Тот теперь развязывал его ноги, а певица обняла Алеся за шею, прижавшись к его спине грудью:

— Прости меня, мой милый… Там, в подземелье замка, на меня что-то нашло, когда я увидела эти чертовы сокровища… Я словно ума лишилась от их вида… А потом все равно их немцы отобрали… Когда выход засыпало, я подумала, что ты погиб. И потом все время плакала… А сейчас заглянула в окошко — ты живой! Мой милый!

И она стала покрывать его затылок поцелуями.

— Ладно… — буркнул в ответ Алесь. — Хорошо хоть, что ты одумалась и решила нас развязать…

— Времени действительно нет, — профессор помог снять последние веревки и, пошевелив затекшими ногами, с трудом поднялся со стула. — Давайте поторопимся. Быстрее в машину! И достаньте свой револьвер, дорогой Алесь!

Они поспешили к лестнице, ведущей из подвала.

Но было уже поздно…

Они миновали половину музейного зала, едва освещенного тусклым светом нескольких настенных фонарей, когда с другой стороны, от входа, появились идущие им навстречу тени. Это был офицер Дефензивы и с ним немцы: Хельга Штраус, Манфред Тоде, Хельмут Кранц — все при оружии, и Отто Клаус со своей тростью с золотой головой льва производства «Байер», в которой был спрятан кинжал длиной в 15 сантиметров.

Заметив беглецов, шедший впереди Ян Янкович громко выругался и скомандовал по-немецки:

— Они развязали веревки! Убить журналиста, он нам не нужен! В профессора не стрелять!

— Нет! — крикнула Эльвира, увидев, как Ян Янкович поднимает пистолет с глушителем в сторону Минича. — Алесь!..

Она бросилась на грудь журналиста, обняв его за шею, а Янкович, остановившись и прицелившись, сделал три выстрела.

Девушка трижды вздрогнула всем телом, принимая пули и глядя в лицо Алеся широко раскрытыми глазами, полными удивления и боли.

— Как это мило, мой милый… — прошептала она немеющими губами, оседая в его руках.

И он, попятившись, повалился на спину, не выдержав веса ее умирающего тела. Следом раздались новые выстрелы — стреляли уже немцы, и опять все пули попали в певицу От каждого попадания вздрагивала ее щека, прижатая к его щеке, а ее руки, сжимавшие его плечи, ослабли и безвольно соскользнули на пол.

Следом упал на пол и Дайнович — чья-то шальная пуля пробила ему ногу.

— Сволочи! — прокричал Алесь, выстрелив из револьвера в сторону теней.

Там этого совсем не ожидали.

— У них оружие! — воскликнул Отто Клаус и, спасаясь за ближайшей от него фигурой Джека-Потрошителя со скальпелем в руках, оттолкнул тростью стоящего впереди Янковича.

Тот чуть не упал и попятился, пока не уперся спиной в Джека. Он хотел было снова стрелять, но почувствовал: его что-то держит сзади. Это был скальпель Потрошителя — прошел между третьим и четвертым ребрами на всю свою длину, под самое сердце.

Криво улыбнувшись, офицер Дефензивы выронил пистолет и закатил глаза.

— Проклятье! У нас потери! — крикнула по-немецки Хельга Штраус, прячась за Красной Шапочкой. — Пристрелите их всех!

Началась беспорядочная стрельба. Пули, сверкая рикошетом, отскакивали от пола, разносили в клочья восковые фигуры, в воздухе летали ошметки ткани, а от запаха пороха першило в горле.

Алесь, весь в крови убитой девушки, подполз к профессору, который стонал на полу под играющими в шахматы Гитлером и Сталиным.

— Как вы? — спросил он. — Сильно ранены?

— Ногу прострелили… — ответил Дайнович, морщась от невыносимой боли и сжимая рану выше колена, из которой текла кровь. — Я по жизни оптимист. Но если будем тут прятаться, то я скоро кровью истеку… Попробую своим ремнем наложить себе жгут…