Юрий Бурносов: Числа и знаки. Трилогия

– Дети, вам пора спать, - сказал Офлан, сделав усилие над собой. Оба мальчика и девочка тут же поклонились и, бросая осторожные любопытные взгляды на приезжего, удалились. Когда дверь за ними закрылась, священник хотел что-то сказать, строго воздев палец, но Бофранк звонко положил на столешницу нож и опередил его:

– Вы думаете, что я приехал и теперь всем вашим бедам конец. Хире наместный староста, так не бывает. Я ничего не знаю, и то, что я видел сегодня, испугало меня не меньше, чем вас. Может быть, немного меньше, я все же повидал мертвых в разных видах, но я не всемогущ. Я - человек, я могу ошибаться, в конце концов, я смертен. То, что происходит, ужасно. И если мы будем вот так сидеть, запершись, за уставленным яствами столом, мы все умрем. И в одно прекрасное утро нас найдут обезглавленными, точно так же, как бедную хиреан Микаэлину Эннарден.

Староста молчал, уставясь в пол.

– Молодой Рос Патс, - произнесла еле слышно толстуха.

– Что?

– Молодой Рос Патс, сын Эхеме Патса. Он хотел жениться на несчастной… на несчастной Микаэлине…

Женщина шумно зарыдала, прижав к лицу ладони.

– Прошу меня извинить, хириэль.

– Не извиняйтесь, - сказал священник. - Вы излили то, что думаем мы все. Я понимаю, хире Бофранк, что стены не скроют от зла, как и пустые разговоры… но… мы очень боимся.

– Вы говорите об этом и своей пастве?

– Пастве я говорю, что господь велик и все в руках его. И не советую покидать дома после захода солнца. Может быть, эти мои слова не слишком сочетаются, но я даю людям надежду и оберегаю их добрым советом.

– Это правильно, фрате. То, что вы не советуете покидать домов с наступлением темноты. Бог же, как я вижу, покамест занят иными делами. Насколько я знаю, один из слуг его тоже мертв?

– Да, брассе Зиммер. Он был вторым из убиенных. - Священник опустил тяжелые веки, видимо, ему не так уж просто было вспоминать об этом. Супруга старосты продолжала тихонько плакать, а ее муж, насупясь, потянулся за кувшином.

Положив в рот маленький кусочек рыбы, Бофранк аккуратно, опасаясь проглотить ненароком кость, прожевал и запил вином.

– Где был найден брассе Зиммер? Чирре мне писал достаточно подробно, но вы знали убитого и можете сказать что-то такое, чего хире Демелант не заметил.

– Брассе Зиммер был найден во дворе дома, где живут монахи. Монастырь невелик, это даже и не монастырь, а подворье при храме, где и окормляются монахи, числом шестнадцать.

– Шестнадцать без Зиммера? - уточнил конестабль.

– Шестнадцать с Зиммером. Я исполняю обязанности настоятеля, но живу в селении, а монахи - все вместе, в большом доме рядом с храмом. Как и велено писанием, ворот и ограды у их скромного обиталища нет, дабы каждый страждущий мог войти беспрепятственно… Оттого один из монахов и дежурит каждую ночь во дворе.

– То есть брассе Зиммер оставался снаружи, находился вне дома?

– Да… В противном случае другие послушники услышали бы шум борьбы или… Или увидели бы что-то.

– Борьбы? Разве была борьба?

– А чирре не сказал вам? - Фрате Корн удивленно посмотрел на конестабля. - Конечно, была. По крайней мере, брассе Зиммер оказал сопротивление. Его посох был сломан пополам и лежал неподалеку от тела.

– Где сейчас этот посох? - Бофранк подавил желание подняться. Даже если останки посоха и уцелели, что проку бежать и смотреть на них среди ночи? Нет, довольно, довольно вина. Он посмотрел на еду - порезанные вдоль белые зубчики чеснока лежали среди багрового соуса, словно выбитые человеческие зубы… Как все гадко!

– Посох сохранен послушниками, и завтра я покажу его вам.

– А молодой Пост…

– Патс. Рос Патс.

– Да-да, молодой Патс. Чем он занимается?

– Помогает отцу. У них большая семья, солидное хозяйство, много скота. Для обоих семейств это была хорошая партия…

– Я смогу с ним встретиться?

– Конечно, завтра же.

– Утром он предлагал созвать ополчение, - мрачно сказал староста. - Пришел ко мне и потребовал. Ночные дозоры, факелы… Я запретил.

– Почему? Мне кажется, это разумно. - Бофранк повернулся к старосте. Тот поскреб рукой морщинистое толстое лицо.

– Вот вы - человек военный, государственный, - задумчиво сказал он. - Знаете, наверно, такое, чего нам не положено или по скудоумию нашему недоступно. Затем мы и отписали герцогу, хотя попервоначалу не хотели. А теперь вижу - правильно написали, вот вы здесь, и уже думать заставили… Но не все хорошо, что по-вашему. Понимаю парня, у него суженую убили, голову отрезали. Но что сделать-то? Нас, вояк, - раз, два и обчелся, гарды и чирре, ну, еще человек пять, кто в солдатах был. Остальное - фермеры да молодежь, что пики в руках не держали, им это в игру! Да и тех негусто. Поселок-то наш - одно название, что поселок, а по дворам давно пора его из реестра… Не можем мы ночью, с факелами да в дозор, хире прима-конестабль. И не только потому. Думаете, не говорил я с людьми? Говорил, с уважаемыми говорил: с чирре тем же, с хире Дилли, с хире Эннарденом, что отец убиенной, с другими… Боятся люди. Боятся, потому как думают - не человек это вовсе. Не человек, - повторил староста тихим шепотом. - А против не человека что же с факелом да со старой пикой? Если уж брассе Зиммера, слугу своего, господь не уберег… Да Рос-то, он не успокоился, хире прима-конестабль. Сказал, сам соберет, кто в добровольцы хочет, да вижу, не собрал никого. На улице-то, видите, темно да тихо. - Староста ткнул пальцем в сторону черного окна. - Нету ночных дозоров. Нету. А что неправильно сделал, то ругайте, может, по-вашему и переделаем…